Одно из самых моих ярких детских воспоминаний – это сон. Мне снится, что занавески зашторены. И вдруг внезапно их кто-то открывает, и мне в глаза начинает бить яркий свет. Яркий солнечный свет. Я не знаю, как к этому относиться. Зажмуриваю глаза и пытаюсь продлить минуту блаженного сна. Но настойчивые лучи все бьют и бьют в глаза. Теплые и светлые. Хочется скрипеть зубами. Я отворачиваюсь от них и накидываю на голову одеяло. Но они почему-то все равно оказываются передо мной. И все светят и светят в глаза. Тогда я пытаюсь проснуться. И понимаю, что не могу. Я стою посередине комнаты в трусах и майке. Оглядываюсь и понимаю, что сплю. Вокруг меня только свет, привычные мне предметы и много-много пыли, которая блестит в лучах желтого мягкого солнечного зайчика. В эту минуту я ощущаю потрясающее спокойствие. Как будто вот это и есть мой настоящий мир. В эту секунду. Здесь и сейчас. С этой пылью, светом, ощущением теплых досок под голыми ступнями и… И в этот миг обычно звенит будильник. Ненавистный пронзительный звук, который выдергивает меня из сладкого состояния настоящего в непонятный и раздражающий мир реальности. Мир, который от меня постоянно чего-то требует и заставляет двигаться в заранее спрограммированном за меня направлении.
Зачем? Чтобы выполнить алгоритм действий, нужный кому-то – кому-то, кто за меня его придумал… Видимо, второпях при рождении мне забыли вставить какой-то важный блок или просто задать нужную установку на движение. Каждый раз, когда мне говорят, что и как нужно делать, я очень удивляюсь. Зачем? Можно же просто быть… Нет. Я очень хорошо понимаю, что в нашем мире нужно где-то жить, что-то есть, во что-то одеваться, как-то зарабатывать деньги, чтобы быть. Но так ли много для этого нужно, как от меня требуют?
Помню, когда мне было лет пять, я очень мечтал пойти в школу. Мне казалось, что это какой-то необычайный и волшебный мир, где мне покажут все его секреты. Где весело и здорово дружить. Где нет Левки, который постоянно стягивает с меня одеяло в дневной сон, а потом скидывает свое покрывало и кричит Марье Петровне, что я его достал и не даю ему спать. Там нет самого такого понятия, как тихий час. А есть строгие, добрые и понимающие взрослые, которые всегда справедливы и честны. Где все друг другу помогают и ставят отличные оценки, если ты вдруг придумал какую-нибудь интересную штуку. И, главное, тебя понимают.
Да-а. Это была еще та мечта! Жаль, что мне не рассказали про уроки, домашние задания, ранний подъем в 6 утра и то, что школа мало чем отличается от детского садика. Разве что в ней и вправду уже не было тихого часа, о котором я порой теперь мечтаю. Зато там был Левка. По иронии судьбы он попал в тот же самый класс, что и я. Сидел за соседней партой и проделывал те же самые штуки, что и в детском саду. Только теперь с моим пеналом. И была Нэлли Ивановна, мало чем отличающаяся от Марьи Петровны. Мы были у нее третьим или четвертым набором. И создавалось впечатление, что она от нас устала уже на второй день нашего пребывания в школе. Она смотрела поверх своих узких очков очень строго и, видимо, считала, что это должно на нас влиять положительно. Периодически покрикивала и заставляла встать около своей парты тех, кто вел себя очень уж шумно или сильно веселился. Сидеть нужно было с прямой спиной, положа руку на руку и желательно смотря строго вперед. Когда Нэлли Ивановна разрешала, можно было брать ручку из пенала и старательно выводить всякие закорючки и крючочки в тетрадке.
