Читать онлайн полностью бесплатно Настасья Реньжина - Сгинь!

STEKLO. То, что всегда происходит с кем-то другим

© Реньжина Н., 2025

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

Объявления о пропаже молодой женщины когда-то висели по всему городу. За несколько месяцев они отклеились, истрепались, поверх них наклеили другие объявления: поиск квартиры славянской парой и компьютерный мастер, что живет рядом, оказались куда важнее.

Еще одна женщина, не молодая и не старая, но превратившаяся в развалюху за эти месяцы, вот уже в который раз звонила в полицию:

– Есть какие-нибудь новости по нашей Оленьке?

Лейтенант вздыхал. Ему было жаль женщину, но она его уже достала. Новостей не было. Он прощался с ней дежурным «Мы позвоним», клал трубку и наверняка знал, что сейчас женщина начнет рыдать.

И она рыдала.

Смотрела на мужа, прикованного к постели недавним инсультом, –  не выдержал. Смотрела в окно, смотрела на стены. Лишь бы не смотреть на шкаф. Там, в шкафу, фотография Оленьки в деревянной рамочке. Там Оленька улыбается, а на руках у нее годовалый сын. Внук.

Там на фотографии все хорошо.

– Оля-Оля, как же так? –  расходилась женщина. – За что ты меня оставила? Господи, дай мне знак, что она еще жива.

Но знака не было.

Молчаливый Господь не выдаст Оленьку, оставит ее мать страдать.

– Оленька… Степашка… –  всхлипывала женщина. – За что мне все это? –  вспоминала о муже и добавляла: – За что нам все это?

Муж согласно стонал.

– Сейчас-сейчас, –  говорила женщина, начинала суетиться, ухаживать за мужем, чтобы хоть как-то себя занять.

Не то захлестнет.

– Еще же и Андрей, –  шептала она, поднося ложку с бульоном ко рту мужа.

Муж согласно моргал. Хотя оба они знали, что хоть Андрея и жалко, да не до него сейчас, не до него всегда. Своя дочь всегда важнее. Поэтому Андрея упоминали всегда вскользь, полушепотом, двумя-тремя словами, чтобы не обижать.

– Господи, как все это выдержать?!

Женщина включила телевизор.

Дикторша равнодушно чеканила:

– В лесу Вологодской области егерь обнаружил три трупа. Личности погибших, как и причины их смерти, не установлены. Ведется расследование.

– Час от часу не легче, –  пробормотала женщина и выключила телевизор.

Им и своих бед предостаточно, нечего на чужие смотреть. Чего доброго, еще один инсульт у мужа случится.

Кто первым оказался у трупа – тот и убийца.

Кто из них был первым?

Она лежала на кровати, сжимала одеяло. Не могла пошевелиться, лишь кулаки хватали-отпускали ткань. Хватали. Отпускали.

«Дожить бы до конца зимы, –  думала она. – Дотянуть. И можно будет уйти».

Сейчас никак – сейчас лес не пустит. Съест.

«Зачем я на это согласилась? Зачем за ним пошла?» Меньше чем за полгода это уединенное место превратилось для нее в тюрьму.

Она уставилась глазами в потолок, хотя высматривать там было нечего. Просто с закрытыми страшнее. Она вытаскивала воспоминания одно за другим, но до того, как они нашли труп, ничего не случалось. В их лесной избушке посреди великих снегов однотипные дни тянулись друг за другом.

Менялась лишь погода.

Сначала была оттепель.

Припекало хорошо. Казалось, вот она – весна. Пришла. Проходи-садись, красавица. Пора бы уже – март по календарю давно настал.

Сосульки на крыше устроили прощальный перезвон: не знали бедняжки, что это не последний их день, скоро нарастут они с новой силой, заматереют вновь. Сейчас же, раззолоченные солнцем, пели свою грустную песню: «Кап-кап-кап. Как-как-так. Кап-кап-кап. Как-так-как-так».

Снег подтаял. Исчезал быстро, словно не намело за зиму сугробы чуть ли не по пояс. Вон там ступи – до земли провалишься. Из леса то и дело доносился глухой шум: сосны сбрасывали с ветвей снежные одеяла – осточертели они им за зиму, тяжело. Эх, несчастные, скоро вас снова укроет-укутает, но хоть передохнули немного, и то хорошо.

– По воду не пойду, –  сказала она мужчине осторожно, почти вопросительно, точно разрешения просила.

Он лишь кивнул в ответ.

К реке сейчас и впрямь спускаться опасно. Высоченные сугробы могут ухнуть и опасть в любой момент. Проглотят вместе с ведром и обратно не выплюнут. И вдруг река пойдет. Лед на ней толстый, еле прорубь сделали, сама речушка узкая, чуть ли не канава, но и такая может враз вырваться из ледяных оков, вылезти недовольно из берегов и захлестнуть студеной водой.

Да, по воду пока лучше не ходить.

Женщина решила устроить уборку: захотелось обновления. Весна на пороге, надо встретить как полагается.

Она выволокла тканые половики, раскидала по снегу, припорошила сверху – пускай освежаются. Простучала палкой, оставив на белых сугробах темные пятна пыли, развесила половики на заборе.

Подрядила на работу и мужчину.

– Пойдем, –  мотнула головой. – Надо лавки перетащить. Пол мыть буду.

Говорила вкрадчиво: стеснялась и просьбы своей, и того, что уборку вдруг затеяла.

Они зашли в избу.

Грубый сруб в один этаж, с грубой же крышей, покрытой дерном. По весне она обещала расцвести ярким и зеленым, превратить избу в хоромы лешего или какой другой лесной нечисти. А пока это приземистый домишко, чуть сутулый под тяжестью снега, черный от времени и лесной сырости, мрачно зыркающий крохотными оконцами на лес.

Первой в дом зашла женщина. Тусклые волосы ее были стянуты в косу, которая доходила до середины спины. Впалые щеки, нахмуренные брови, грустные карие глаза под нависшими веками, серая кожа с ранними пигментными пятнами и несколько морщин – между бровями, на лбу, у уголков губ. Ничего привлекательного. Сплошная усталость и скорбь. Ей всего тридцать пять, хотя легко можно дать лет на десять-пятнадцать больше. Говорят, о возрасте женщины можно судить по рукам. У нее же руки до того огрубели от работы, что по ним узнаешь лишь то, сколько белья она перестирала в ледяной воде.