Учкуевка – три колодца
Всем хорош Севастопольский парк «Учкуевка». В нем нет ни заброшенности, ни помпезности. В нем все для отдыха людей, их детей и их собак. Пляжники найдут здесь песок, солнце и теплое море. Те, кто вечно бежит за здоровьем – массу чистого воздуха и гладкие гранитные причудливо изогнутые дорожки. Любители погонять, особенно маленькие, обязательно заинтересуются электроскутерами и самокатами. Те, кто любит эфирные бдения над экранчиком своего смартфона, обнаружат обилие удобных скамеек и даже кресел, призывно ждущих своих отрешенных сидельцев. Люди, предпочитающие пикники скучным домашним ужинам, увидят, что для них установлены несколько специальных столов под затейливо скроенными навесами. Есть все для всех и на все случаи.
Есть у парка и своя изюминка. Его древнегреческий стиль. Стилистика букв в названии, греческие пиктограммы на решетчатых заборах и даже карта парка в цветах красной греческой керамики указывают, что греки в Учкуевке были не последними людьми.
Стоп! Стоп!!
Греки и Учкуевка?
Может быть, когда-то тысячу или тысячи лет назад кто-то из греков и валялся под местной оливой, слушая шепот прибоя и вспоминая милую сердцу Элладу. Но название «Учкуевка» все-таки имеет отношение к другим временам и другим народам. Это место раньше на турецком языке именовалось «Уч Кую» – Три колодца. Наверно, когда-то здесь были вполне сносные грунтовые воды. Аборигены вырыли три источника. По ним и назвали место.
Те, кому сейчас за 50 наверняка помнят мелодичную песенку узбекского ансамбля Ялла – «Учкудук». Там тоже про три колодца в замечательном городе Учкудуке посреди пустыни Кызылкум. Собственно, название города это и есть «Три колодца» только на узбекском.
Ох уж эта коварная топонимика!
Большая приборка
Большая приборка на корабле – стихия! Вроде бы все расписано и оговорено, причастные проинструктированы, наличие материалов и инструмента проверено, губки, щетки и замоченные в пеногоне швабры нетерпеливо ждут сигнала. И все равно плановое рутинное действо каждый раз идёт чуть-чуть не так, как планировалось, не совсем так, как ожидалось.
Лето, солнце, суббота!
«Команде начать большую приборку!» – разносится по трансляции хрипловатый голос старпома. И вот на палубах и в помещениях забегали, засуетились матросы и старшины. Хлопья белой мыльный пены взметнулись на переборки и тут же опали под натиском тряпок. Палубы ненадолго стали опасно скользкими, но вскоре вернули себе обычное состояние. Пыль с кабельных трасс сдута, коммингсы надраены, медяшки на иллюминаторах уже горят ярче солнца, а краны в умывальниках пока ещё покрыты зелёными разводами пасты ГОИ и матрос с суконкой задумчиво смотрит на них, словно решая, какой из кранов начинать полировать первым.
Но самое захватывающее действо разворачивается на верхней палубе. Вот где морская любовь к чистоте проявляет себя во всей стихийной неистовости! Намыливается все, что можно намылить. Загорелые шеи тоже «намылены», но сейчас это другое.
С грацией галерного гребца матрос ритмично на полную руку выбрасывает тяжеленную всклокоченную швабру, чтобы через секунду в развороте торсом рвануть её на себя, вдохнуть и на резком выдохе снова бросить её вдоль по вспененной палубе.
Сцена залита солнцем, пульсирует здоровым ритмом, заполнена бронзовыми затылками, торсами и бицепсами. Обстановка напоминает нечто олимпийское и даже швабра, летающая в хлопьях пеногона, ассоциируется с Венерой, рожденной из пены. Хотя, признаемся, такие ассоциации на корабле не к месту.
На шкафут, в самый эпицентр борьбы выходит командир боевой части, наблюдая как моряки намывают до блеска свое заведование. Командир высок, строен, внимателен к деталям службы и сейчас вполне доволен процессом.
И вдруг…
– Товарищ лейтенант, – обращается он к одной из загорелых фигур, ожесточенно ворочающей шваброй, – это здорово, что вы увлекаете личный состав своим примером, но офицер должен контролировать работу матросов, а не выполнять их обязанности. Отдайте швабру матросу Бабенко. Ну, хватит уже быть курсантом ВМУ, – укоризненно, с отеческими нотками в голосе говорит он молоденькому лейтенанту. После чего молодецки, на одних руках, по надраенным поручням съезжает на ют и продолжает свою инспекционную прогулку.
Командир батареи, ещё минуту назад с воодушевлением драивший палубу, ворчит про невесть откуда взявшегося начальника, с нескрываемой завистью смотрит на ракетчика Бабенко и, заложив руки за спину, отправляется вслед за шефом, попутно подмечая пока ещё не везде сверкающие солнечным блеском медяшки и ждущие внимания матроса с кисточкой цепочки на леерах.
Море слегка покачивает стоящий на бочке корабль. Лучи солнца прихотливо пронзают воду, сплетаясь в ультрамариновой глубине живым узором. А на палубах все так же кипит весёлая стихия большой приборки.
Музей на волнах
Если в центре Севастополя с улицы Ленина повернуть по улице Марата в сторону Южной бухты, затем по неприметной лестнице спуститься к причалам, то за белой кормой госпитального судна «Енисей» можно увидеть высокий серый транец и круто поднимающуюся сходню с именем корабля – «Сметливый». Корабль очень интересный, с богатой биографией. Последний из сохранившихся «поющих фрегатов». Сейчас это музей и поэтому посещение не ограничивается, а только приветствуется.
