Я хотела сразу двинуться в путь, но потом решила: пусть волосы немного отрастут… А то, возможно, ежик на голове только мне кажется дерзким – некоторые находят его вызывающим, а работники правоохранительных органов – и вовсе подозрительным. Можно было бы, конечно, скрыть его под париком, но хорошее произведение постижерного искусства мне не по карману, а в плохом – я себе категорически не нравлюсь. Я каждый вечер втирала в корни волос репейное масло и садилась у окна пить чай с мятой. Любуясь закатом и грея вечно холодные пальцы о пузатые бока круглой чашки, я думала о том, что моя жизнь так же парадоксальна, как и мятный чай – обжигающе-горячий и охлаждающе-свежий одновременно. Иногда глубокой ночью, когда не спали только я и звезды, в темном окне я видела отражение всех моих прошлых жизней и думала о том, как, черт побери, красиво это звучит – хоть прямо садись и пиши роман!.. Но на литературу у меня не было времени. Меня ждала дорога.
Лететь пришлось сначала самолетом, потом ехать – поездом. Это полностью истощило мой кошелек. К тому же по дороге у меня украли сумку. Я не сильно расстроилась – она была тяжелой и неудобной. Жаль было только книгу с красноречивым названием «Не время сожалеть». Я как раз дошла до главы, когда героя ставят перед выбором: помочь ли проигравшемуся в пух и прах отцу, застрелив настойчивого кредитора, или оставить все как есть и потерять дом и все сбережения. Как бы я поступила на его месте, спрашивала я себя, и честно отвечала: не знаю. Может быть, потому, что мой отец никогда не мог отличить крести от бубен? А пистолет я видела только на картинке?…
Украденной вместе с сумкой куртке я нашла замену в первом же магазине, который принято деликатно называть «Товары из Европы». Пиджак был кофейного цвета, с тяжелыми металлическими пуговицами, но главное, он был вельветовым. Я с детства питаю слабость к этой ткани. Из нее была сшита моя подушка, которая вобрала столько слез, что в тяжелые годы можно было бы соль добывать… Сказала «с детства» и спросила себя: а было ли оно у меня вообще? Не придумала ли я себе эти воспоминания? Мне говорили, что в моем случае это вполне возможно. Просто психике же нужно как-то защищаться от событий, которые она не в состоянии проанализировать, сохраняя объективность…
Я зашла в дешевое кафе и попросила чай. Раньше я непременно заказала бы вино: под наркозом дышать и двигаться не так мучительно… Но сейчас у меня была цель и я хотела дойти до нее без тумана в мозгах. Расплачиваясь за ужин, я машинально сунула руку в карман – денег там, конечно, не было, потому что я еще не успела их туда положить. Зато была записка. На чистом русском языке – вот тебе и «товары из Европы»! «Отражая темноту, рождаешь свет». Видимо, прежний владелец пиджака был философом. В том, что он был еще и мистификатором, я убедилась, устраиваясь на ночлег. Сворачивая пиджак на манер подушки, я обнаружила за подкладкой что-то твердое и круглое. Если бы судьбе было угодно сократить мой путь, круглый предмет оказался бы редкой золотой монетой. Но это было всего лишь крошечное зеркальце – похожее на то, чем пользуются стоматологи, только без ручки. Смотрясь в него, я могла видеть только один глаз (прозрачно-серый в темную крапинку), нос (в веснушках) или рот (который не мешало бы накрасить помадой – когда-нибудь потом, когда я дойду…)
Ночью меня буквально подбросило от догадки. Конечно же, я не случайно попала в этот полуподвальчик сэконд-хэнда! Нет, даже раньше: я не случайно стала жертвой воришки!.. Тем, кто руководит моими передвижениями по планете, было нужно, чтобы все сложилось именно так, как сложилось. Подтексты и нюансы этого пазла пока ускользают от меня, но возможно, мне и не нужно вникать в тайный смысл. Пусть все идет как задумано теми, кто разбирается в структуре мироздания лучше меня. Если бы я могла, я бы вообще позволила жизни свободно течь мимо, не вовлекаясь в нее, а сама сидела бы на берегу и мочила ноги в прибрежной волне. Но отсидеться на пляже не удастся! Кто-то назначил меня на роль – помогать Одним из Них. Забавно: сама нуждаясь в помощи, я помогаю нуждающимся, и это помогает мне…
Уставившись в потолок, я вызвала в памяти то, как это было в первый раз. Моя первая Одна из Них была чем-то похожа на меня – прежнюю, с еще длинной косой и стопроцентной уверенностью в том, что «все будет хорошо» – это не затертая формула утешения, а аксиома.
Больше, чем свое претенциозное имя, Алевтина ненавидела бананы. И тех, кто разбрасывает кожуру по тротуарам. Это же надо было так кинематографически глупо и смешно поскользнуться на банановой кожуре! В результате перелом и постельный режим. И так некстати!.. Как раз накануне Алевтининой первой персональной выставки. Будь она чуть поглупее, решила бы, что это предупреждение. Мол, нечего было выставку называть «Скользкая дорожка». Но Алевтина не могла позволить себе быть глупой или суеверной – она целый год снимала, проявляла, сушила, ретушировала, шарахалась от слова «фотошоп», отбирала, советовалась, нервничала, договаривалась, придумывала названия, чертыхалась, придумывала другие называния, ругалась, истерила и все это ради сегодняшнего дня. И вот, вместо того, чтобы дефилировать в стильном черном (мамином) платье по залу, стены которого увешаны ее работами с модной подсветкой, она лежит на балканской кровати (так, кажется, называется, это чудо ортопедии) и умирает от конфликта желаний и возможностей. Медсестра участливо советует девочке как-то отвлечься, но как она может читать, смотреть телевизор или шариться в Интернете, если сейчас, в эту самую минуту зрители ходят по залу, вытягивая шеи, вглядываются в схваченные объективом мгновения, восхищенно цокают языками или презрительно кривят рот?! Алевтина сейчас должна быть там – жадно наблюдать за тем, как публика оценивает ее творчество. Ведь она только делает вид, что ей все равно! На самом деле ей все не все равно…
