Мало кто решился бы упрекнуть юного Споуда в снобизме: для этого он был слишком неглуп и слишком порядочен в основе своей. Снобом он не был, и все же мысль о предстоящем дружеском обеде с лордом Баджери доставляла ему подлинное удовольствие. Это было поистине великое событие: Споуд, несомненно, делал шаг вперед, важный шаг к тому самому успеху – социальному, материальному, литературному, – в поисках которого в свое время он приехал в Лондон. Осада и завоевание лорда Баджери могли стать решающими в этой кампании.
Эдмунд, сорок седьмой барон Баджери, был прямым потомком того самого Эдмунда Ле Блеро, который высадился на английскую землю в обозе Вильгельма Завоевателя. Облагороженные родством с Вильгельмом Рыжим[1], представители рода Баджери оказались среди тех очень немногих знатных фамилий, которым посчастливилось уцелеть в войнах Алой и Белой Розы[2] и в прочих катаклизмах английской истории. Надо сказать, что они всегда отличались благоразумием и чадолюбием. Никто из рода Баджери никогда не сражался на поле брани, никто из рода Баджери никогда не занимался политикой. Они мирно коротали свой век, плодясь и размножаясь, в громадном норманнском замке с бойницами, окруженном тройным рвом, который покидали лишь для того, чтобы навести порядок в своих владениях и собрать налоги. В восемнадцатом веке жить стало поспокойней, и Баджери все чаще и чаще стали появляться в свете. Из неотесанных сквайров они постепенно превратились в grands seigneurs [3], покровителей художников и музыкантов. Их владения были обширны, капиталы внушительны, ну а в новые индустриальные времена род Баджери еще больше разбогател. Деревни, расположенные на его землях, выросли в промышленные города, а обширные вересковые пустоши, как оказалось в один прекрасный день, таили несметные запасы угля. К середине девятнадцатого столетия семья Баджери значилась среди богатейших фамилий английского дворянства. Доходы сорок седьмого барона исчислялись двумястами тысячами фунтов стерлингов в год. В соответствии со славной семейной традицией лорд Баджери решительно отверг как политическую, так и военную карьеры. Он коллекционировал картины, он проявлял интерес к театральной жизни, он был другом и покровителем литераторов, художников и музыкантов. Одним словом, в мире, где юный Споуд собирался добиться славы и успеха, лорд Баджери был весьма заметной фигурой.
Споуд совсем недавно окончил университет. Его приметил Саймон Голлами, главный редактор газеты «В нашем мире» (или, как ее называли, «В нашем, лучшем из миров»[4]). Он всегда внимательно следил за юными талантами, а поскольку в Споуде он разглядел явные способности, то пригласил его вести раздел искусства в своей газете. Голлами вообще обожал собирать вокруг себя трепетную молодежь. Наличие учеников льстило его самолюбию, а кроме того, он уже давно пришел к выводу, что гораздо удобнее работать с теми, кто только начинает карьеру журналиста, – послушными и старательными, – чем с повидавшими виды упрямцами ветеранами. Споуд как газетчик оказался на высоте. Во всяком случае, его статьи были написаны так недурно, что ими заинтересовался лорд Баджери собственной персоной. Им-то, собственно, и был обязан Споуд приглашением отобедать сегодня вечером в Баджери-Хаусе.
Подкрепившись вином нескольких марок и бокалом старого бренди, Споуд почувствовал, как исчезает скованность, владевшая им на протяжении всего вечера. По правде говоря, общаться с лордом Баджери было совсем не просто. У него была отвратительная привычка то и дело перескакивать с одного предмета на другой: он не мог говорить на одну тему более двух минут. Споуд не на шутку расстроился, когда в середине его весьма тонкого и интересного (во всяком случае, так показалось ему самому) рассуждения об искусстве барокко его хозяин обвел комнату отсутствующим взглядом и ни с того ни с сего спросил, любит ли он, Споуд, попугаев. Споуд вспыхнул и подозрительно покосился на собеседника, пытаясь понять, не таится ли в его словах оскорбительный смысл. Но полное, белое лицо лорда Баджери, напоминавшее портреты представителей Ганноверской династии, светилось самым искренним добродушием. В его маленьких зеленоватых глазках не было никакого ехидства. Судя по всему, ему и правда хотелось знать, любит ли гость попугаев. Проглотив раздражение, юноша ответил утвердительно. Тут же лорд Баджери рассказал забавную историю про попугаев. Не успел Споуд открыть рот, чтобы угостить хозяина не менее удачным анекдотом на ту же тему, как тот заговорил о Бетховене. В таком духе и продолжалась беседа. За какие-нибудь десять минут Споуд остроумно высказался насчет Бенвенуто Челлини[5] и королевы Виктории, поговорил о спорте и религии, Стивене Филлипсе[6] и мавританской архитектуре[7]. Лорд Баджери был в восторге от своего умного и обаятельного юного гостя.
– Если вы уже допили кофе, – сказал он, поднимаясь из-за стола, – то мы можем пойти взглянуть на картины.
Споуд проворно вскочил на ноги и тут же понял, что выпил чуть больше, чем следовало бы. Он решил, что теперь надо быть настороже: тщательно подбирать слова, смотреть, куда ставишь ногу, и вообще не торопиться.
