ГЛАВА 1
Наша кибитка стояла перед городскими воротами, заняв свою очередь в хвосте из десятка дорожных повозок и телег.
Вход в Гольфрад открывался лишь с рассветом, а сейчас всем жаждущим попасть за ворота оставалось только ждать.
— Эмма! — прокаркал за спиной хриплый голос. — Иди сюда, дрянная девчонка.
Я улыбнулась. Агве сколько угодно могла звать меня дрянной, плохой, глупой, но я-то знала, что она это все не со зла. Любовь моей душевной матери проявлялась странно, но была надежна, как рассвет поутру. Сердце не обмануть.
Я прижала руку к груди, прислушалась — бьется…
— Иду, матушка, — откликнулась я, отворяя дверцу и закутываясь в теплую шаль. Ночная прохлада еще не ушла окончательно, а болеть мне никак нельзя.
Спрыгнув наземь, я едва не запуталась в цветастых юбках, которые тотчас отдались звоном нашитых на них побрякушек. Я бы с удовольствием сменила этот наряд на более удобный, например мальчишеские штаны, но Агве настаивала, что мне пора искать мужчину и покровителя, а значит, и одеваться нужно соответствующе.
— Ну, что так долго? — заворчала на меня женщина, слезая с козел, сегодня она командовала лошадьми. — Где моя махорка?
Нехотя я подала матушке уже заранее набитую табаком трубку и огниво. Покачала головой.
— Лекарь запретил тебе курить.
— Я сама себе лекарь, — отмахнулась Агве, чиркая огнивом и затягиваясь. — Тоже мне, развелось коновалов. Сама лучше всех все знаю…
Спорить с ней было сложно.
Агве и вправду много знала в свои-то годы. Хотя числа она никогда не называла, скрывая это даже от меня.
Я могла лишь подозревать, что ей далеко за восемьдесят. От былой черноты волос у Агве не осталось ни следа, сеть морщин покрывала не только лицо, но и руки. Спина все ниже клонилась к земле, а ноги чаще подводили.
И все равно старушка упрямо лезла на козлы своей кибитки, напрочь запрещая мне брать ее очередь вести наш «домик» вперед.
На ней всегда красовались самые вырвиглазные цветастые шали и яркие наряды с золотистыми побрякушками. Украшения весили немало, но, как говорила Агве, они хранили самое важное — память о ее предках, друзьях и былых временах.
«Ничего ты не понимаешь, Эмма, — противилась она в моменты, когда я уговаривала снять с себя лишний груз. — Вот эта монетка досталась мне за первый танец, когда я вот такой, едва отцу до пояса, но уже танцевала босиком на стеклах. Вот эта хрустальная бусина от моей матери, а та от прабабки — они научили меня всему. Кое-что тебе, кстати, еще рано знать, вот выйдешь замуж…»
Когда Агве рассказывала о своих предках, я замирала и слушала, а ее истории всегда заканчивались одинаково:
«Если бы не эти монеты, тебя бы со мной не было, Эмма».
На этом Агве затихала, вытряхивая из трубки остатки табака, набивала новый и вновь закуривала, погружаясь в клубы сизого дыма.
— Что замерла, лентяйка! — выдернула меня из мыслей старушка. — Неси ведра, нужно напоить лошадей до того, как въедем в город. Нам еще работать весь день, а тебе жениха искать. И не отводи глаза! Хватит упрямиться! Вот помру я, и что ты делать одна будешь?
— Поеду одна дальше. Вы ведь знаете. Мне нельзя…
Я замерла, опустив взор на собственную грудь. Агве и сама знала, что нельзя мне любить. Нельзя, чтобы сердце заходилось от страсти, а мысли путались от бурного тока крови. Нельзя терять разум, нельзя поддаваться страстям…
— Тебе не нужно любить покровителя, — ответила душевная мать. — Главное, чтобы покровитель любил тебя… Запомни это. Сейчас я твой покровитель, и только моя любовь тебя держит на этом свете. Но когда я умру, ты должна найти мне замену. Чем быстрее, тем лучше… И вообще, ты почему еще здесь? Где ведра, я тебя спрашиваю? Где вода?!
От смены ее тона я буквально подпрыгнула в воздухе и побежала исполнять приказанное. Когда Агве свирепствовала, с ней лучше было не шутить.
Пока возилась с животными, встало солнце. Шум открывающихся ворот всполошил всю неспешно ожидающую входа в город очередь.
Агве поторопила меня забираться в кибитку, сама же вновь полезла на козлы.
Всего за десяток монет стражники пропустили нас внутрь.
Путь наш лежал к городскому рынку, где сегодня проходила выходная ярмарка. Мы с Агве планировали задержаться в столице на два дня: подзаработать, а после продолжать путь дальше — до следующего города.
Мы расположились на окраине ярмарки — здесь было достаточно места для того, чтобы я могла петь и танцевать, привлекая народ, а Агве гадать желающим в своем небольшом шатре.
День обещал стать прибыльным, уже к полудню вокруг меня собралось немало людей, бросающих звонкие монетки в расстеленную на земле шаль. Я была довольна, ведь тайно надеялась на вырученные деньги купить Агве новую обувь к зиме. Ее старые башмаки совсем прохудились.
Но пока я только танцевала, кружилась под отбиваемый мною же ритм бубна и прикрывала глаза, когда яркое солнце озаряло лицо.
Я жила в этом движении, ощущала себя самой энергией, задорной, бойкой, уверенной. И мои босые ноги касались брусчатки, но совершенно не чувствовали ее, будто я парила над землей.
Внезапный топот копыт ворвался шумом в мой ритм, толпа вокруг загалдела. Я открыла глаза и остановилась.
