Осень.
Пора перемен. Время, когда природа, устав от летней суеты, медленно застывает и уходит на покой. Когда все вокруг умирает и оставляет после себя лишь могилы, покрытые желтеющими листьями, стебли которых медленно гниют у основания.
Грустное и печальное время.
Асмер всегда любил осень. Любил, не обращая внимания на тоску, которую навеивал кричащий во все горло упадок жизни. Любил за красоту и невероятно острое ощущение перемен.
Бывало, он долго гулял в парках и скверах, слушая приятный хруст листьев под ногами и наблюдая за золотисто-зелеными хороводами в воздухе. В такие моменты Асмер чувствовал умиротворение и спокойствие, смешанное, однако, с досадой. С обидой на людей, что сметали листья, последние отголоски лета, с дорог и аллей. Он совсем не понимал, зачем и кому надо лишать мир ярких, пестрящих золотом, бронзой и красным железом красок природы. Поэтому и пытался насладиться каждым моментом, каждым неаккуратным мазком картины, с которой небрежные реставраторы постепенно стирают цвета.
Асмер вздохнул.
Медленно ржавеющая бронза листьев за окном шелестела под дуновением набирающего силу ветра. Деревья кренились и сгибались, издавая едва слышимый треск и хруст сухого дерева.
– Скоро будет гроза… – прошептал он, чувствуя духоту и чуть различимый запах озона. – Будет гроза…
Асмер отвел взгляд от полуоткрытого окна и с досадой посмотрел на черные, шитые серебристыми нитками папки, кипы которых почти полностью завалили стол. Без интереса взял одну в руки, так же без интереса повертел ее в руках, а затем отбросил обратно.
Он чувствовал усталость, чувствовал, как ломит спину, как мышцы и кости требуют сменить положение. Ощущал, как внимание и мысли рассеиваются, улетают куда-то прочь. Асмер чувствовал, что хочет чего-то, однако, не мог понять, чего конкретно.
Возможно, выйти на улицу и подышать приторно-сладким воздухом осени. Просто прогуляться по листовым коврам аллей, мертвеющую красоту которых еще не успели смести своими метлами дворники. Возможно, он хотел вновь, как раньше сорваться из участка на место убийства, пропахшее запахом крови, металлическим пеплом, оседающим на губах и языке.
Возможно, он хотел именно этого.
Только папки, лежащие на столе, думали совсем по-другому. Каждая из них ждала, что старший детектив полиции Атифиса возьмет ее в руки и обратит внимание на буквы, аккуратно напечатанные на страницах. Каждая из них ревниво посматривала на него своей черной, бархатной обложкой, в надежде, что история, скрывающаяся за ней, переберется с бумаги в разум сидящего перед ними человека. И там в его голове смешается с сотней подобных ей ужасных рассказов об ужасных деяниях людей.
Асмер не мог убежать от этого. Наверное, хотел бы, но не мог.
Он слишком глубоко попал в эту трясину. Слишком долго просидел в теплом уютном кабинете, что практически забыл, каково это – видеть смерть своими глазами. Впрочем, ее образы до сих пор всплывали в голове, мимолетно, скоротечно и практически неуловимо. А еще Асмер боялся. Страшился того, что за годыпросиживания в кабинете, занимаясь бумагами и контролем работы подчиненных, он растерял все навыки и умения полевой работы. И неизвестность, боязнь неудачи и бесполезности, пугала, наверное, больше всего. Она и мешала плюнуть на эти горы папок, дел, что надо было собрать и привести в порядок, и с глазу на глаз встретиться с ужасами Атифиса.
Асмер откинулся в кресле. За окном бушевал ветер, стекла окон дребезжали от его порывов, казалось, подуй он сильнее, все разлетится острыми осколками. Но старший детектив об этом не волновался, его мысли витали совсем в другом месте, а никак не в этом небольшом, но уютном кабинете, заваленном различного рода бумагами. Асмер прокручивал в голове последние случаи убийств и показания виновных, пытаясь найти им причину. Искал оправдания зверским поступкам убийц, не желая списывать все на пресловутую человеческую природу. Для него было легче думать, что город пронзает болезнь, заставляющая хороших когда-то людей, делать настолько ужасные вещи.
Зазвонил телефон. Детектив дернулся от неожиданности, а все его мысли вмиг заползли куда-то вглубь разума, оставив в нем звенящую, пугающую пустоту. Асмер поднял трубку и услышал резкий, неприятный и недовольный голос комиссара:
– Амуннсен, Улица пророка Иекорилла, 42. Срочно поднимай задницу и тащи ее сюда.
– А что случи… – Асмер не успел договорить, как в трубке раздался громкий щелчок, и зазвучали гудки.
***
Ветер нисколько не успокоился за те несколько секунд, что Асмер надевал плащ. Деревья гнулись от его дуновений к земле, словно резиновые игрушки, а кровля крыш гремела и угрожающе колыхалась, словно, подхваченная восходящими потоками, в любой момент может сорваться и отправится в полет. Впереди, сверкая растрепанной ветром белоснежной гривой и с трудом переставляя ноги под порывами, тянул за собой повозку гнедой жеребец.
– Эй, извозчик, постой, – крикнул детектив, с трудом перекрикивая дуновения ветра и треск деревьев. Из-за деревянной стенки кареты выглянуло морщинистое лицо старика. Он выглядел изможденным, а полностью седые длинные волосы на голове извозчика, островками растущие из покрытой проплешеннами головы, странным образом не поддавались ветру.
