РАЗВИТОЙ
Глава 1
ЛАГЕРЬ
Слава Коммунистической партии Советского Союза, авангарду рабочего класса!
Да здравствует Двадцатый съезд КПСС, вскрывший и осудивший чуждые явления культа личности!
Юные пионеры, к борьбе за дело Коммунистической партии, будьте готовы!
После больницы Бронька героем вернулся в класс. Трущоба встретила его настороженно, фальшиво улыбалась, почти заискивала. «Садись на свободное место, Бронислав, где понравится».
«Заискивает училка… от страха, что я её взорву гранатой. Ребята проболтались. Малохольная! Я врал, никакой гранаты у меня нет, а та, про которую проболтались, давно сгорела. Мы её ещё осенью в костер кинули и в овраг сиганули. Когда прыгали, Толян ботинок потерял и хотел вернуться, чтоб не разорвало. Вот полуумок! Пацаны едва удержали, сильный гад! Навалились и ждут, сейчас ка-а-ак!.. Зря надеялись, не жахнуло. От гранаты только оболочка осталась, а взрывчатка куда-то подевалась. Не то, чтоб её вообще не существовало, была, своими глазами видели, когда гранату шпунтом корячили.
Шпунт – это такой инструмент, как толстый гвоздь, очень толстый, им каменотёсы подламывают пласты песчаника в карьере. У работяг этого добра завались, они и не заметили, что один исчез. В общем, граната не взорвалась, а снаряд, который под орехом запрятан, тяжёлый и без взрывателя.
Трущобе везёт, да и кому нужна эта чокнутая! Старшие ребята говорят, что она старая дева – целка. Ну, правильно, у неё мужа нет. Ей одна радость – школяров шпынять и двойки по поведению ставить. Только и пользы, что на уроке географии, сама того не подозревая, подсказала, как к дяде Мише в гости заявиться. На плоту до моря, а там вдоль побережья… Можно парус поставить, главное, чтоб ночью с курса не сбиться. Только как? компаса нет. Он-то есть, в культтоварах, но висит далеко за прилавком, и продавец там – хромой Алик Шлаферман, который раньше в железно-скобяных товарах торговал… глазастый, сука! Раз пять пытались отвлечь, не получилось. Придётся покупать, в море без компаса никак нельзя. Уплывёшь в Турцию… Тоже неплохо».
Бронислав уставился в окно, над яблоневым садом, окружавшим райком партии, кружилось вороньё, в классе тихо, Трущоба монотонно бубнит про тычинки и пестики…
«Да, пожалуй, буду моряком. Танкистом хорошо, но моряком куда лучше… можно рыбы наловить, когда проголодаешься, в дальние страны сплавать… Опять же Трущоба язвить не будет «военным» … Никаким не военным, радистом буду. На рации пипикать, «SOS» посылать во время шторма, пусть моряки из капиталистических стран плывут от своих буржуев к нам, мы их спасём. Вот здорово будет, нам медали дадут как у дяди Васи, фронтовые… или разведчиком, из фильма «Звезда», тоже хорошо. Я этот фильм двадцать четыре раза смотрел… а Петька двадцать шесть. Ничего, я его пересмотрю, спрячусь под скамейками, пережду и пару сеансов бесплатно посмотрю… Если билетёрша не увидит. До чего ж вредная старуха! Стерва рыжая, лицо рябое, глаза прищуренные, зубы железные, когда ругается, изо рта пена летит. После каждого сеанса зал проверяет, сука. Был бы у меня настоящий отец, я бы каждый день в кино ходил, мороженое ел, конфеты… Не подушечки с повидлом, а настоящие в обёртке, как ба Арктика присылает. Она к нам уже не приезжает с тех пор, как папку убили, врёт, что не дают отпуск… Может, его и не убили, мой папа не такой… Я читал одно письмо, тайком от мамы. Ба Арктика написала, что папку реабилитируют, а Сталина вынесут из Мавзолея… И Славкин отец сказал, что Сталина выбросят, а на могиле напишут «Подлюка!» … Может папе присвоят звание Героя Советского Союза, тогда я покажу всем тем, кто говорит, что я больной на голову».
Ранней весной, когда зацвели подснежники, а в овраге ещё снег лежал, в хату к Божеским заявился посыльный из военкомата, одноглазый Шурка Коттель. Усердно сопя, калечный достал из заплечной сумки два приглашения на торжественное собрание по случаю освобождения от румынской оккупации. Вручил Манюсе, под роспись в большом потрёпанном журнале. Пришлось идти, чтоб кто чего не подумал, да и самим интересно, и детям…
Броньке не понравилось. «Тоже мне собрание, хуже, чем педсовет, говорили – лялякали, все старухи плакали, потом вызвали на сцену ба Броню, дали грамоту и платок с цветочками. После выступлений, духовой оркестр исполнил гимн, а потом убрали стулья и устроили танцы. Мама два раза с Адамом танцевала. Красивая. Ба Броня сидела с нами, читала грамоту и опять плакала. И чего она? Незаметно наковырял на сидении между ногами то слово из трёх букв… Этих взрослых не поймёшь, тут радоваться надо, а она… Басю, говорит, жалко… Тётя Надя наговорила своему худосочному Витьке, что я такой же придурок, как наша Баська, и тоже взорвусь когда-нибудь… Хренушки, я из гранат запалы вынимаю. Скоро хутор Флеминду переименуют в Варваровку и поставят тётке Басе памятник, как Зое Космодемьянской в Москве. Повезло! Я, когда выросту, пойду на войну, стану героем, вернусь домой и, если толстопузый завуч с Трущобой попросят выступить на школьной линейке, буду кочевряжиться, потом сжалюсь. Хорошо бы увидеть море…»
