Середина XVI века, Ирландия
Высокий мраморный постамент надежно скрывал Алишу от тех, кто мог ненароком заглянуть в небольшую комнату на верхнем этаже башни. Но если вошедшему вздумалось бы сделать пару шагов внутрь и осмотреться – беглянку сразу бы обнаружили.
Стены часовни были искусно украшены мелкой мозаикой молочно-бежевого цвета, наполняющей пространство ощущением тепла и уюта. Купол потолка по прошествии времени тоже будет радовать прихожан изыском узоров, но пока неизвестный художник лишь сделал наброски будущей фрески… и пропал. Поговаривали всякое, но Алиша знала, что бывает, если не угодить главе ирландского клана[1].
Вздохнув, она сильнее стиснула в пальцах тонкий, украшенный металлическими завитками канделябр, но им ли отбиваться от вооруженных мечами стражников?
Она сидела, привалившись спиной к постаменту, и напряженно вслушивалась в каждый шорох, но тревогу пока не подняли. Замок жил обычной жизнью: сновали слуги, скрипели половицы, лаяли собаки. На заднем дворе визжала плеть, вскрики несчастного доносились через расписные витражи часовни. Сквозь них же проникали и лучи закатного солнца, стекая багрянцем по мозаике стен. Словно кровь. Алиша передернула обнаженными плечами.
«Дурной знак… Нет! Это просто закат!»
На лестнице раздались осторожные шаги, и сердце Алиши бешено застучало о ребра. Она упала на колени и, дрожа всем телом, зашептала молитву – слабое оправдание, глупое. Но может сработать, если в дверь войдет кто-то из слуг.
«Я молюсь. Уповаю на милость Господа и ничего боле. Никого не жду, ни на что не надеюсь. Только молюсь».
Но если на пороге возникнет О’Кэррол…
Тошнота подступала к горлу от одного воспоминания о его колючей бороде, царапающей кожу, о шершавых ладонях, привыкших держать меч и с такой же силой сдавливающих ее тело… Она перевела взгляд на свои руки, покрытые синяками, сбилась с молитвы и начала заново. А шаги становились всё ближе и ближе. Кто-то замер возле двери и, чуть помедлив, потянул за ручку:
– А́ли? Ты здесь?
Ее голос сорвался, и Алиша визгливо выкрикнула слово из молитвы. С безумно колотящимся сердцем она выскочила из-за постамента и бросилась в объятия Патрика, прижалась к нему изо всех сил, дрожа от напряжения:
– Как же ты долго! Я чуть с ума не сошла!
– Тише, тише, – он замер, но через несколько мгновений отстранился, потирая шею, в которую от тесных объятий впился натянувшийся шнурок амулета. Патрик спешно заправил под рубаху железный четырехлистный клевер.
– Прости! – Алиша виновато прикусила губу.
– Ничего, – усмехнулся он и показал на заплечную торбу. – Всё готово: лепешки, вода, немного вяленого мяса. Одежду тоже раздобыл и припрятал на конюшне – стащил платье у Сибил, это девчонка, что помогает Ниссе…
– Потом, всё потом, – прошептала Алиша, перебивая его. Она видела, что Патрику не терпелось поведать о том, как всё прошло, но конечная цель была важнее. Еще один шаг на пути к свободе сделан. Осталось самое малое – незамеченными спуститься до первого этажа, по коридору для слуг пройти в подвал, дальше пробраться сквозь крипту и выйти к скотному двору. А там повозки торговцев, что прибыли в замок еще несколько дней назад. Алиша видела разодетых иноземных господ в день их приезда, но пир прошел, и они словно растворились. Патрик сказал, что их кони до сих пор в стойлах, и самое время позаимствовать одного каурого жеребца.
Беглецы осторожно спускались по винтовой лестнице, перебежками миновали открытые площадки и молились. Вернее, молилась Алиша. О чём думал Патрик, она могла только догадываться. Слишком юный, чтобы понимать всю серьезность их поступка, слишком наивный, чтобы в полной мере осознавать, что О’Кэррол сделает с ним, если поймает. Ей было совестно, что она втянула Патрика в свои беды. За неповиновение и предательство его не пощадят, не оставят в живых. Но за себя ей было еще страшнее.
«Не поймает», – тряхнула она головой, отгоняя непрошеные мысли. – «Не найдет. У нас всё получится!»
Алиша чуть подняла подол ненавистного алого платья, чтобы не споткнуться на ступенях. О’Кэррол заставлял ее носить только такие – яркие, вульгарные, открывающие слишком много его маслянистому взгляду. И не только его. Даже Патрик порой смотрит на нее так… Словно она не леди, а продажная девка. Впрочем, зная условия, на которых она уже год жила в замке О’Браннонов, участь трактирной шлюхи уже не казалась такой ужасной. Они, во всяком случае, вольны идти куда глаза глядят.
«Не имеет значения, как смотрит Патрик. Пока помогает, он друг. Влюбленный друг. И болван. Не важно. Скоро я облачусь в серое сукно, и никто не сможет опознать в невзрачной служанке игрушку главы клана…»
– Далеко собралась, сокровище мое?
Пропасть. Бездонная, холодная, выстуженная пропасть затянула в свои объятия звуком ненавистного голоса; запахом браги, стали и дубленой кожи ремней; мерзкой влажностью на губах, оставшейся после грубого многообещающего поцелуя. И от обещаний этих ноги Алиши подкосились. Кто-то подхватил, поддержал под руки, но пропасть уже ощерилась, готовая поглотить весь свет, что еще теплился в ее душе.
