Повозка тряслась и подпрыгивала на ухабах, а магистр, сидя на жесткой скамье, подпрыгивал вместе с ней, каждый раз сжимая голову в плечи. Руки за его спиной были крепко стянуты, и он был не в силах помочь себе удержаться при подобных маневрах. Довольно часто его голова встречалась с чем-то твердым и угловатым, и тогда ему казалось, что в повозке помимо него и принца везут еще кучу дров или различных пиломатериалов. Проверить свои догадки ему, увы, не представлялось возможным с тех пор, как им водрузили мешки на голову, чтобы затем «любезно» затолкать в повозку. Побои все еще болезненно отзывались по всему телу, и магистр не вполне помнил, когда очнулся. Впрочем, возвращение сознания не принесло заметного различия от бессознательного состояния. Мешок по-прежнему застилал взгляд, пропуская сквозь себя скупое решето света и череду размазанных пятен. Вонял он не меньше положенного, но с этим запахом Лагранн уже понемногу свыкся. Звон в голове не прошел полностью, как и привкус крови во рту, но теперь он все же был в состоянии соображать, хоть это и давалось с трудом.
Для начала магистр попробовал восстановить цепочку событий от момента, когда на выезде из Старой Гавани его наградили мешком и крепкими побоями. Оказалось, что до этих событий он помнил все вполне сносно, но дальнейшее застилало туманом, вплоть до последнего часа, когда он очнулся и пребывал в некой прострации. Решив не обращать внимание на тряску и на болезненные встречи с всевозможными углами, Лагранн попробовал расставить основные приоритеты, даже сформировать подобие плана. Прежде всего его интересовала судьба наследника: был ли принц рядом, а если и был, то в каком состоянии? Для ответа на эти вопросы хватило бы просто подать голос. Это, конечно, был риск, ведь неизвестно, кто сопит рядом, и как он отреагирует на вопросы магистра. Вполне возможно, новыми зуботычинами.
Верховный магистр был не из робкого десятка. Да и потом, если его не убили сразу, то наверняка не станут делать этого и в повозке. А пару оплеух и пинков он уж как-нибудь перетерпит.
– Мой принц? – просипел Лагранн, на всякий случай втянув голову в плечи.
Ожидаемого удара на удивление не последовало, впрочем, как и угрожающей ругани. Зато послышалась неясная возня, и голос юноши прозвучал совсем близко, приглушенный, судя по всему, схожим с мешком.
– Наконец-то, учитель, вы очнулись! Это внушает здоровый оптимизм. Я уж думал, из вас всю душу выбили, когда слышал, как вас пинают!
– Поверь, мой мальчик, выглядело это еще больнее, – магистру хотелось придать своему голосу беспечности, но получалось неважно. – Не так-то просто из меня выбить остатки жизни…
– Но-но-но! – раздался ленивый окрик того, кто сидел рядом с магистром. – А то ведь и приложить могу! Почитай не тока жизня, а и усе дерьмо выскочит!
Магистр замолк, прекрасно понимая, что было бы неразумно злить нового собеседника. Судя по говору его соседа, тот не являлся самой изысканной личностью. Скорее всего, обыкновенный рубака, из разряда тех, кто бьет и не спрашивает – поскольку неинтересно. Сидел он рядом для видимости охраны и физического внушения, если в таковом оказывалась необходимость, и получал свою порцию тряски наравне с пленниками. Примерно такой вывод сделал для себя магистр за недолгий промежуток своего молчания. Взвесив полученный результат, он все же решился возобновить разговор. Если оплеух до сих пор не последовало, значит, приставленный к ним охранник не особо хотел их отвешивать. Оставался еще вариант, что он попросту дожидается удобного случая, например, когда перестанет трясти. Но тряска и не думала прекращаться, и потому магистр вновь заговорил:
– Если мы все еще целы, следовательно, мы нужны кому-то живыми?
– Вы правы, магистр. Нам повезло больше, чем несчастному Морику. Бедолагу зарезали, как только на нас набросили мешки. Мне до сих пор слышатся его предсмертные стоны.
– Не отчаивайся, мой мальчик. Морик с честью выполнил свой долг верного слуги. Будем надеяться, что он отдал свою жизнь не зря, и мы еще выберем…
Глухой звук удара, и у магистра перехватило дыхание. Ребра выдержали, но заломили так, будто побывали на наковальне. Лагранн закашлялся, давясь слюнями и вонью в душном мешке. Ну что ж, этот удар был заслуженный. Ему необходимо было понять, как далеко мог идти разговор безнаказанным. Выходило, что не слишком. Сквозь мешок донесся возмущенный голос Аллариана, требующий немедленно прекратить избивать связанных пленников, но судя по последовавшей возне, принца и самого не обделили порцией тумаков, и он вынужден был прекратить дальнейшее недовольство. Сидящий рядом с Лагранном шумно вздохнул, и в этом вздохе слышалась усталость и, в то же время, удовлетворение от проделанной работы. Наверное, на усердного охранника снизошло то самое чувство, которое испытывает всякий мастер, взирая на свой завершенный шедевр. Терпеливо позволив незнакомцу насладиться плодами своей нелегкой профессии, магистр попробовал зайти с иной стороны:
