В пивной было мрачно, душно, накурено и шумно. Гремели кружки, гудели хриплые подвыпившие голоса, звенела и кое-где даже билась посуда. С тарелок с раздирающим слух скрипом и визгом алюминиевыми вилками снимались кусочки сосисок в горчице, фрагменты рыхлых, истекающих мутным соком чебуреков с зеленоватой начинкой и другая дрянная снедь, всегда сопутствующая таким местам, где посетителям даже не предлагается стульев, и им приходится принимать пищу стоя, переминаясь с ноги на ногу, за высокими длинными столами-стойками. С улицы по углам от входа в пивную и перед ним плотно толклись бородатые бродяги в грязных и дурно пахнущих одеждах. Они громко и развязно шумели, ругались друг с другом и охотно выставляли напоказ свой жалкий и непотребный вид, выпрашивая у входящих гостей мизерные гроши с тем, чтобы тут же потратить их на выпивку. В зале столпотворение пребывало в мареве запахов, состоящем из коктейля алкогольных паров, прогорклого масла, едкого табачного дыма и ещё чего-то кислого: то ли пива, то ли человеческого пота, или пахучей смеси первого и второго разом. Словом, заведение было сквернейшее.
Снаружи в давно немытые окна-витрины бился оголтелый осенний ветер, сотрясая собой широкие и толстые стёкла, звенящие в рассохшихся рамах. Мутный день клонился к вечеру, и в пивной зале начали мало-помалу зажигать почему-то жёлтый свет люминесцентных ламп.
В самом дальнем углу, что был напротив от входа, за одной из стоек, стараясь отгонять от себя желающих примоститься рядом криком: «Занято, занято!» – стоял человек. Перед ним на столике располагались начатая кружка безпенного жидкого пива и продолговатая картонная коробочка из-под зубной пасты.
Человек нервничал и беспокойно стрелял по сторонам своими трусливыми бегающими глазками. Он был одет в грязные стоптанные ботинки, обвисшие, давно не глаженные и оттянутые на коленях коричневые брюки и в ядовито-яркий, той ещё моды, зелёный мешковатый пиджак с сильно потёртыми локтями и манжетами. Под пиджаком у человека была надета чёрная с растянутым воротом водолазка, которая открывала взгляду крупную цепочку, тускло отливающую фальшивым золотом.
Этому человеку на вид было чуть меньше сорока лет. Он был небрит, лысоват и рыж. Лицо имел исхудалое и осунувшееся, но широкое.
Было видно, что в этом неуютном месте он кого-то давно и напряжённо ждал. Он находился в пивной уже более часа и от невыносимости этого ожидания то ломал руки, то опирался ими на стойку, то вновь снимал их с неё и выражал собой крайнее нетерпение и муку.
Но вдруг он вздрогнул, словно уколотый булавкой, и, вцепившись пальцами в край столешницы, да так, что те побелели от избытка усилий, устремил свой взгляд на нового посетителя, который только что вошёл в питейное заведение.
Новый гость сначала огляделся, привыкая к обстановке, затем аккуратно и брезгливо прошёл по залу, стараясь не задевать никого из публики, и приблизился к нашему человеку.
– Доброго вечера, дорогой Евгений Павлович, – несколько фамильярно поприветствовал пришедший и скривил физиономию.
Это был человек лет пятидесяти, в усах и с бородкой, в очках и в шляпе. Одет он был в обыкновенный серый плащ, а в руках держал красную сетчатую авоську, в которой вместо привычного набора продуктов или же обычной для такого места порожней стеклянной банки для пива, которую, бывало, некоторые завсегдатаи ещё носили сюда по старой памяти, лежала большая увесистая книга в кожаном переплёте.
– Добрый вечер, – ответил Евгений Павлович.
– Секунду, подождите! – воскликнул тот, что с авоськой, словно что-то вспомнив. – Я сейчас только пиво возьму. Больно пить хочется.
– Не надо. Оно здесь ужасное, – с какой-то мольбой в голосе предупредил Евгений Павлович, видимо не желающий более ждать.
– Это вы зря, я вам скажу. Ничего-то вы не понимаете. Сейчас же пойду и вернусь.
Бородач ушёл и действительно вернулся весьма быстро. В руке он нёс кружку той странной желтоватой жидкости, что именовали тут пивом. К слову, это пиво, даже только что налитое из крана в пузатую стеклянную кружку, почему-то наотрез отказывалось поднимать над собой хоть сколько-нибудь приличную пену. Но человек в шляпе сделал большой и жадный глоток, скорчил довольную гримасу, поставил кружку на стол, выдохнул и, повесив авоську себе на руку, вынул из кармана плаща пачку папирос и тут же закурил.
В лицо Евгению Павловичу ударила струя густого едкого дыма, и над стойкой поплыл неприятный запах дешёвого табака.
– Ну что ж, – деловито начал бородач. – Вы подготовились, как я вам велел?
Евгений Павлович взволновался ещё сильнее и ответил:
– Да, как вы и велели, всё сделано.
– Точно, точно? – настойчиво продолжал допрашивать человек в шляпе, колко рассматривая собеседника из-за стёкол своих очков.
– Да, как вы сказали. Всё в точности. Вот только у меня некоторые сомнения…
– Э, нет, – махнул рукой бородач. – Так дело не годится. Я думал вы человек серьёзный, рассудительный, идущий, так сказать, до конца. А вы, оказывается, сомневаетесь. Ну, тогда прошу извинить…
