Утро. Синие шторы спущены в детской, но шаловливый солнечный луч нашел скважинку между занавеской и оконной рамой и проник в комнату, освещая уютную, красивую белую кроватку, голубое стеганое атласное одеяло и белокурую, с длинными растрепанными кудрями, головку спящего мальчика.
Между стеклом и шторой на окне шевелится кто-то. Слышится усиленная возня, постукивание и шелест.
Наконец этот «кто-то», таинственный и незримый, кричит голосом, не допускающим возражений:
– Бонжур! Пора вставать, Счастливчик! Пора вставать!
Белокурая головка в голубовато-белой кроватке приподнимается. Большие черные глаза то недоуменно таращатся, то жмурятся от солнечного луча.
– Бонжур! Пора вставать, Счастливчик! – еще раз кричит тот, невидимый, у окна.
Мальчик сладко зевает, потягивается и садится на постели.
Мальчик этот очень хорошенький и изящный. Он весь тоненький и хрупкий, с бледным, точно фарфоровым личиком, черноглазый, с льняными кудрями, с правильными чертами и алым, как вишня, ротиком. Ему девять лет, но кажется он значительно меньше.
Счастливчик – крошечного роста, и все принимают его за семилетнего. Совсем, однако, напрасно: он умен, как взрослый. Это говорят все: и бабушка, и няня, и Ляля, и monsieur Диро, и Мик-Мик.
Только что Счастливчик спустил с постели голенькие ножонки, как за дверями слышится голос:
– Можно войти?
Счастливчик подбирает тотчас свои ноги под себя и садится, как турецкий паша, посреди своей нарядной кроватки.
За шторой на окне слышится возня. Кто-то тревожно мечется там и свистит: «Фю-фю-фю».
– Войдите! – кричит Счастливчик. – Мик-Мик, это Вы?
Дверь широко распахивается. На пороге появляется высокий студент в тужурке, со смеющимися, серыми, весело прищуренными глазами и маленькой серой бородой.
Счастливчик не ошибся. Это Мик-Мик, собственно говоря, Михаил Михайлович Мирский, репетитор Счастливчика и дальний родственник, весь последний год готовивший мальчика в гимназию в первый класс. Счастливчик еще совсем маленьким мальчиком, когда он не умел хорошо говорить, прозвал Михаила Михайловича «Мик-Мик» и с тех пор его так и называет постоянно.
– Как, еще в постели! Но сегодня экзамен! – с деланным ужасом восклицает Мик-Мик и состраивает такую страшную физиономию, какая, по всей вероятности, была у серого волка, когда он намеревался проглотить Красную Шапочку в сказке.
– Кира, безбожник вы этакий, ведь на экзамен опоздаете! Вот постойте, я вас!
Мик-Мик бросается к голубовато-белой постельке, хватает Счастливчика на руки и вертится с ним по комнате, высоко держа мальчика над головой.
– Сегодня экзамен! Экзамен, экзамен! – припевает он на мотив песенки «Жил-был у бабушки серенький козлик».
Счастливчик хохочет. Ему весело, забавно, но немножко холодно.
– Милый Мик-Мик, пустите меня!
– Я спущу вас, Счастливчик, лишь только вы скажете мне, что такое за зверь имя существительное?
– Это название предмета, – не сморгнув отвечает мальчик, хохоча до слез.
– А глагол? Что за козявка божья глагол, Счастливчик?
– Глагол означает действие предмета! – снова получается между двумя взрывами смеха веселый ответ Счастливчика.
– Тра-ля-ля! Вы молодец, Счастливчик, и получаете свободу…
И в одно мгновение ока мальчик высоко вскинут на воздух и водворен обратно в постель.
За шторой усугубляется возня, и отчаянный голос пронзительно вопит на всю спальню:
– Желаю вам доброго утра! Бонжур!
– Ха, ха, ха, ха! Ах, Коко, бедняжка! Надо его освободить.
В одну секунду Мик-Мик уже у окна. Синяя штора поднята, и белая волна солнца и света вливается в комнату.
На окне висит большая клетка. В ней зеленый попугай с розовой головкой. Он чистит лапку клювом и поет картавым птичьим голосом:
Я умен,
Ты умен,
Умники мы оба!
– Нет, уж ты меня извини, попка, а ты вполне законченный дуралей, – смеется Мик, просовывая и тотчас выдергивая указательный палец между прутьями клетки.
Коко сердится и свистит. Он всегда свистит в таких случаях. Потом, как ни в чем не бывало, затягивает снова:
Я умен,
Ты умен,
Умники мы оба!
И ни с того ни с сего прибавляет совсем уже ни к селу ни к городу:
– Попочка любит винегрет!
Мик-Мик и Счастливчик заливчато хохочут.
– Еще в постельке! Ай, ай, ай, как нехорошо! Небось Михаил Михайлович уже пришли, чтобы приготовить тебя, Счастливчик, к экзамену, а ты еще в постельке!
Старая, рыхлая, простодушная, как и все русские няни, Степановна проникает в детскую и укоризненно качает седою, как лунь, головою в ослепительно белом чепчике.
Коко, который за этот именно белый чепец да еще за упорное нежелание давать ему сахар недолюбливает няню, при появлении ее заливается отчаянным криком:
– Ступай прочь! Ступай прочь!
Этой фразе выучил Коко молодой лакей Франц, который тоже не любит няню, не любит за то, что она держит себя, по его выражению, «превыше барыни».
При неожиданном крике Коко няня вздрагивает, пугается, потом начинает сердиться.
– Тьфу, пропасть! – ворчит она. – Глупая птица! Постой, я вот тебя!..
– Я вот тебя! – как эхо, крикливо вторит ей попугай.
Счастливчик с Мик-Миком хохочут. Няня начинает сердиться уже самым серьезным образом.
– Барыня вас спрашивали, батюшка мой, – обиженным голосом обращается она к студенту. – Благоволите пройти в столовую.
