Посвящается той, кто уже не придёт никогда -моей бабушке.
Она перестала дышать на рассвете.
Стоял вьюжный февраль. Сретенье. Зуброва проснулась и поняла, что не слышит тихих хрипов за перегородкой между комнатами, как будто в доме, вдруг умерло всё. Все вещи вроде были на месте, но они помертвели почему -то внезапно: холодильник не гудел, лампочка телевизора не горела красным одиноким огоньком, телефон молчал, будто боясь разбудить Зуброву. Она засыпала всегда поздно, засиживаясь за столом на кухне с интересной книгой в руках, присаживаясь, время от времени, к лежанке, чтобы покурить в неё, не пуская дым по всему помещению. Приоткрывала трубу у печки, выдыхая дым в дверцу -в самое её нутро. Иногда проверяла принесённые из школы тетрадки и писала планы, пытаясь быстрее отделаться от рутинной работы, осточертевшей, казалось, за тысячу лет её трудового стажа. Зуброва смеялась мысленно над собой, бывало над тем, как она отточено выполняет каждодневные движения с утра, перед работой: ставит чайник кипятить воду, насыпает в тарелку овсянку, чистит зубы и моется, курит первую сигарету, ест распаренную кашу и пьёт кофе.
Как смогла, бабуля вырастила её, приучила думать, что профессия учителя одна из самых почитаемых и надёжных (всегда есть на хлеб, с маслом или без, неважно). Растила её с пяти лет и вышла из неё такая вот, почти чугунная или стальная, баба, умеющая выживать в сложнейших жизненных ситуациях, живая и почти невредимая. Когда между ними встал вопрос, куда идти учиться: в десятый или педучилище, другого просто Ба не допускала, Зуброва выбрала педучилище. По крайней мере так она вырвется из под надоевшей опеки, да работать пойдёт раньше, ведь Ба невечная. Хотелось, конечно, стать геологом, чтобы много путешествовать, исследуя просторы и недра земные, да на это ушло бы слишком много времени, а на Ба ещё сестрёнка младшая висит. Так и пришлось шагать по её стопам.
Потом -эта же школа сельская, в которой и училась. Была возможность уехать к другой бабушке в Прибалтику, туда, где родилась, но пожалела Ба, не смогла оставить их с сестрой и удрать за тридевять земель. Выйдя замуж, чтобы начать самостоятельную жизнь, казалось, за надёжного парня, ошиблась, и через несколько лет развелась с ним, успев родить к тому времени двоих детей. Ушла, можно сказать, «в никуда». Пожила у Ба, пока не дали этот холодный неуютный дом, который натопить как следует оказалось невозможным. Зимой мыла ребятишек в пластмассовой ванночке, поставленной на два табурета, чтобы не замёрзли. С пола сильно дуло, у кошки Муськи за ночь замерзало молоко в блюдечке, превращаясь в белую ледышку. В морозы вставала часов в шесть утра, чтобы успеть протопить печи до работы. В трубах замерзала вода, они с детьми ставили на санки огромную флягу и ехали в деревню за водой.
Дом стоял на отшибе. Ба жила в таких же условиях, получив на старость лет квартиру в старом деревянном доме, вместо благоустроенного жилья в посёлке. Очень долго они стояли на очереди в посёлке, бабуля выхлопотала в области эту привилегию, да кто -то из подружек её написал кляузу, что квартиру уже дали. Вот её и сняли с очереди. Ба проработала в школе 44 года и вполне заслужила различные блага от государства. Успела она понянчиться и с детьми Зубровой. Детишки росли долго, и, наконец, разъехались, кто куда: учиться и в армию. Ба осталась с ней. Почти слепая, она не могла скоро ходить по дому. Весь последний год они жили вдвоём с ней. Зуброва не всегда успевала посадить Ба на горшок. Приходилось убирать, мыть и всё перестирывать. По ночам старушка кричала, ей казалось, что в комнате горит свет, и работает телевизор. Имена она путала и Зуброву уже называла разными именами, считая, что та ведёт неправильный образ жизни и издевается над маленькими детьми, её правнуками. Маразм прогрессировал, а Зубровой приходилось вставать с утра на работу, кормить Ба и выполнять свои повседневные обязанности. Иногда она делилась переживаниями с коллегами в учительской. Директриса понимающе кивала головой и предлагала сдать старушку в Дом престарелых. У Зубровой предательски чесались глаза и хотелось нагрубить директрисе, дающей бесполезные советы. В принципе, не советы нужны были Зубровой, а чуточку участия и сочувствия, которых осталось в людях так мало.
Бабулины медали ветерана труда, юбилейные награды лежали в её лакированной красной сумочке, спрятанной под подушкой. Под матрасом у неё Зуброва часто находила засохшие ломтики чёрного хлеба. Ба пережила войну и любила делать запасы. В голодные годы, по рассказам бабули, они парили морковь, брюкву, добавляли растёртую лебеду в муку и благодаря этому выжили. Конечно, помогли им сила духа, выносливость, вера в прекрасное будущее и победу коммунизма. Ба всегда жила скромно, складывала рублики на сберкнижку и в годы обвала рубля отдала накопления Зубровой с мужем, чтобы они успели что -то купить. Купили подержанный «Москвич-412». Его оставил себе бывший муж Зубровой. А мечтали купить дом в посёлке, чтобы дети развивались, ходили в музыкальную школу и спортивные секции. Когда только Зуброва начинала работать, Ба как -то сказала ей: «Слушай начальство внимательно, кивай головой, поддакивай, не прекословь, а делай тихонько по -своему, тогда и лад будет.» Советы её часто пригождались в жизни, только вот характер у Зубровой был другой, батькин, поэтому не всегда молчать она могла.
