Если бы странник увидел весь свой путь целиком, мужество могло бы оставить его, поскольку он узрел бы все предстоящие трудности и испытания; вот почему путь открывается ему только шаг за шагом.
Ямвлих
Он, наверное, смог бы пройти весь этот маршрут с закрытыми глазами. Нет, ну справедливости ради скажем, что иногда все-таки пришлось бы подглядывать – есть же какие-то развязки, есть виадук через старинную железнодорожную ветку… Интересно, по ней еще ходят составы? Кажется, давненько не видел… Или просто внимания не обращал?
Так-то железнодорожные перевозки должны быть куда выгоднее, чем автомобильные. Электрическая энергия, на которой работает железная дорога, явно дешевле дизтоплива, а уж тем более бензина. Так ведь? Так. Получается, что чем больше расстояния, тем выгоднее доставлять груз по железной дороге. Если я все правильно понимаю… Сколько человек в экипаже электровоза, двое? Да пусть хоть трое, все равно за раз они перевезут больше, чем три фуры. Да и вообще, с полвека назад беспилотные электровозы появились, нет там теперь людей. Тоже экономия, потому что человека содержать надо. И безопаснее оно, если автоматика.
Хотя… Кто его знает? Может быть, теперь грузы не «железкой», а больше по воздуху доставляют. Прогресс, он же не стоит на месте. А у нас все так же, как раньше, все по старинке – погрузился, доставил, разгрузился. С другой стороны, это ведь и есть стабильность. Правильно? А стабильность – самое главное. Уверенность в завтрашнем дне, да. Ну а как же.
Говорят, что люди Железного века сами выбирали себе занятия. Хочешь, там работай, хочешь – сям. Мол, кем хочешь, тем и будь. А если захочется, можно вообще не работать. Да-да, вот так! Мы, кажется, и в школе что-то такое проходили… Только это все ерунда полнейшая, конечно. Выбирать себе занятие по душе возможно, когда очень много знаешь и умеешь или родился каким-то особенным, одаренным. Не всем это дано, в общем. Опять же, а если все захотят вдруг стать чиновниками в муниципалитете или, например, в полицию уйти служить? А кто ж тогда станет улицы убирать, за станками следить на производствах или сантехнику чинить? То-то и оно!
Как так, неужели они раньше не понимали, древние-то? Разве трудно было сообразить, что так дело не пойдет? И предки столетьями так жили, тысячелетьями! Страдали из-за этого беспорядка, голодали, революции устраивали кровавые, войны. А все от бестолкового устройства, не иначе!
Айвен неодобрительно покачал головой и расстегнул ворот рубашки. Становилось жарко – врывающийся в приоткрытое окно кабины сухой степной ветер быстро набирал температуру, а розовое рассветное солнце, все больше раскаляясь, успело выцвесть и побелеть, как белеют от злости. Нагретый воздух теперь плавился и трепетал над асфальтом. Ровная, как линейка, дорога уходила вперед, к бледно-сиреневым контурам далеких гор, а по сторонам, куда ни посмотри, лежала однообразная степь – бедная, сухая земля, покрытая помертвелой растительностью, измученной летним зноем. Низкий кустарник да каменные россыпи проплешин, а над этим всем – неподвижный воздушный океан. Кубические километры голубой пустоты и разреженных воздушных масс, разве что птица какая пролетит. А на самом дне океана – дорога и Айвен, потеющий за рулем своей машины.
Старушка мелко дрожала на невидимых с высоты водительского кресла неровностях. Тут и там в салоне что-то потрескивало и дребезжало, однако пожилая машина шла и шла себе, уверенно и мощно, как таран. Айвен улыбнулся, с восторгом и нежностью погладил обод руля. Защитное покрытие на нем местами стерлось, и руки теперь постоянно пачкались черной дрянью. Надо бы, наконец, собраться и обшить.
Она, старушка, досталась Айвену от отца, это было в порядке вещей. Однако ничто не вечно (кроме, конечно, Государства), и машина, которая и так была далеко не свежей, все больше дряхлела – даже несмотря на то, что Айвен ухаживал за ней так, как ни за одной девушкой никогда не ухаживал. У старушки постоянно что-то отваливалось, сыпалось и барахлило. Айвен прекрасно понимал, что отцовский грузовик давно уже отработал свое и место ему на свалке, но никак не мог накопить баллы на новый. Что ж, приходится довольствоваться тем, что имеешь. Остается только мечтать и надеяться, это не запрещено.
Баллы, баллы… Вечно приходится думать об этих чертовых баллах. Их хватает только на повседневную жизнь, на движение по накатанной задолго до него, Айвена, колее. Мать вздыхает и говорит осторожно, что, может быть, нужно чуть больше работать, пока молодой. Пока есть здоровье и силы. Брать дальние рейсы и вообще, мол, к чему-то стремиться. А зачем стремиться? Как ни крутись, будет то же самое. Водителем быть не перестанешь, это в крови. Лишняя двадцатка на балансе уйдет на ремонт драндулета и «нескучный газ» по выходным.
«Ты должен жениться», – настойчиво говорит мать, в этой теме она чувствует себя куда более уверенно. «Найди себе девушку, – повторяет мать раз за разом, – любовь может горы свернуть. А будет у тебя семья, дети – так сам захочешь большего». Ну, кивнешь согласно, а сам думаешь – ну вот зачем мне какие-то горы сворачивать? И что значит должен? Кому? Да и девушки… Жениться для этого дела необязательно, даже наоборот. Но маме, конечно, так не скажешь. Не поймет.
