Ветер начинал разгонять по улице снег. Завывая, он проносился по всей деревне, заглядывал в каждый двор, стучал в каждое окно, пытаясь разбудить людей, которые посмели, забыв его суровость, лежать в теплых постелях и видеть сладкие сны. Это были последние судороги зимы, перед уходом на непродолжительный покой. Даже зиме нужен был отдых, настоящей хозяйке, по велению которой начинался и заканчивался год.
Александр Антонов сидел в совсем неотапливаемой каптерке и нес очередное дежурство – охранял колхозное зерно. Правда оно не было никаким колхозным, потому как в известное многим время колхозы были стерты с лица русской земли. Эти поля, многие из которых были засеяны в страшное тоталитарное время, сегодня, в эпоху демократии и всеобщей радости стали владениями одного хозяина. Он создал компанию и успешно вел бизнес. Честно, надо признать. По крайне мере обеспечил селу Иваново рабочие места. Но слова «колхоз», «колхозный» остались в умах и может даже сердцах деревенских жителей, для которых эти заветные слова являлись синонимом другого слова, тоже заветного, но неощущаемого с колхозных времен – «стабильность».
Александр, или просто Саня, как к нему обращались в деревне, или дядя Саша, как называли его пасынки, курил сигарету и наблюдал в окно за разыгравшейся метелью. Посмотрел на настольные часы (они показывали полночь), застегнул фуфайку, взял ключ от амбара и вышел в белый плен. В амбаре набрал несколько мешков зерном, положил в сани, которые заранее припрятал перед дежурством, и потянул их в сторону дома. Дом его находился в удобном для такого дела месте – вначале села, от двухсот или трехсот метрах вниз от амбаров, на берегу реки Сок. В эту ночь он делал второй такой рейд, и санная колея, проложенная к его двору со стороны огорода, была уже практически занесена снегом. «Быстро заносит. Хорошо.» – подумал Саня. Он понимал, что он ворует, но никогда не думал об этом, и никогда не испытывал по этому поводу душевных мук. Он знал другое, что у них с женой хозяйство и трое детей, младший из которых его плоть от плоти, кровь от крови. Его единственный сын, которого нужно растить, а без хозяйства никак. И только зарплатой тоже не прожить. Но воровал в колхозе не только он. Воровали все, кто там работал. А те, кто там не работал, но держали какое никакое хозяйство, приобретали у первых нужное количество за одну две бутылки самогонки. В деревне всегда была одна валюта, при любой власти. Начальство, конечно, знало об этом, но, не то, что бы поощряло, оно само воровало, только не в натуральной валюте, а в другой, в той, что приятно шелестит в руках. За зерном, если была такая необходимость в собственных хозяйствах начальство приезжало средь бела дня само. Приехал, например, агроном, дал команду работникам, пару мужиков с бабами встали, насыпали, завязали мешки и загрузили. Дел на пять минут. Плохо воровать, но что поделать, тяжела в деревне жизнь для тех, кто трудиться.
