«Наш паровоз, вперёд лети!
В Коммуне остановка.
Другого нет у нас пути —
В руках у нас винтовка».
А. Спивак, Б. Скорбин, комсомольцы 20-х годов
Дом у них был крайний. Как из калитки выйдешь, сразу направо, метрах в десяти – мостик через ручей. Вверх по нему и надо идти. Чем ближе к депо, тем сильнее пахнет машинным маслом. Этот запах Глафе был люб с детства. Отец приходил с работы весь чёрный, насквозь пропитанный маслом и с головы до ног обсыпанный угольной пылью. Железный саквояжик, маслёнка с длинным клювом – с ними он даже на фотографии есть.
– Мы – путейцы!
Он даже маму так не любил, как свою работу. А когда мама умерла в тридцать шестом, он, вернувшись с кладбища, всю ночь просидел за столом, а утром молча ушёл в депо. Тогда Глафа поняла, что о сестрёнке теперь ей заботиться. Голодное было время. За зиму совсем оголодали. И по весне пошла она наниматься на работу. Из калитки направо, вверх по ручью, знакомой дорожкой. За восьмисотграммовой путейской хлебокарточкой – иначе им было не выжить.
Не положено? Даже четырнадцати нет? Да сколько отец скажет, столько лет ей и будет. Кто посмеет возразить лучшему машинисту паровоза? Он самого Дзержинского видел в Москве! Во всём депо – или даже выше бери, в управлении дороги – кто не знает Петра Петровича? Он ещё на «щуке» начинал в восемнадцатом году. А вы его почётный знак на праздничном пиджаке видели? «Ударник Сталинского призыва» – это же почти как орден! Петрович первый на Юго-Восточной железной дороге такой знак получил.
Отец сказал в отделе кадров, что ей скоро будет шестнадцать, и Глафиру взяли помощником нормировщицы. Вот и всё, детство кончилось. Первую зарплату решили отметить по-семейному. Отца только что перевели на новый паровоз марки «ФД». Огромный, с шестиосным тендером, на поворотном круге в депо едва поместился. Красные колёса с Глафиру ростом. Зверь, а не машина. Вот и предложил отец укротить этого зверя.
– А давай, Глашенька, баню ему устроим? Беги домой за тряпками!
Сам купил пол-ящика «Земляничного» мыла, и они втроём – отец и Глафа с сестрой – весь выходной тёрли своего «Фёдора», пока тот не стал благодарно отфыркиваться ароматными пузырями и белой невесомой пеной. Потом все трое залезли в кабину, и отец повёл укрощенного зверя из депо. Запах был – на всю округу! Свободные от смены осмотрщики вагонов, сцепщики, ремонтники и прочие спецы-путейцы дивились на это чудо.
– Ну, Петрович, ты даёшь!
Поворотный круг тогда уже был на электроприводе, и всю геройскую семью дважды прокатили с почётом, как на карусели.
Год она пропустила в школе. Осенью вернулась за парту. И зажили они с сестрой. В свободное время учила её делать керосинки, похожие на железнодорожные фонари, помогала с уроками, но это редко – весь дом на ней, какое уж тут свободное время. Утром, как первый гудок разбудит, – отца накормить, сестрёнку в школу проводить, самой собраться. Комсомольские поручения – бегала по посёлку, забыв про огород, а вечером ещё отца уставшего с работы надо встретить, сестрёнку спать уложить. И так изо дня в день. Вот где карусель-то!