Приложить пропуск с чипом, потом левую ладонь, потом снова пропуск – к другому считывателю. Пауза десять секунд. На сличение данных человеком, сидящим за пуленепробиваемым стеклом. По традиции сидящим, с прошлого века, компьютер службы безопасности сличает быстрее. Загорается зелёный. Турникет проворачивается. Направо по узкому коридору, первая дверь. Приложить пропуск там. В окошко выскочит ключ. Расписаться в книге, прикреплённой толстой плетёнкой – экраном от провода – к маленькому столику рядом. Указать время до минуты. И можно к себе, на минус третий этаж, зажигая по пути свет, если ещё никто не зажёг.
Компьютер. «Windows». Корпоративная сеть грузится сама, автозапуск. Минут с десяток на всё это надо. Почтовый клиент тут как тут. Сколько сообщений? Шесть просроченных событий системы «Тезис», три возвращённых извещения на изменение конструкторской документации, одна служебная записка, две объяснительных, семь – «вам назначена роль Согласующий» по системе «Windchill». Срок рассмотрения каждого – один рабочий день.
На часах семь сорок одна. Горюнов специально пришёл ощутимо раньше начала рабдня. В семь пятьдесят снятие образцов со стенда в испытательной. Так что шалишь. Да, появятся ещё просроченные события. И хрен с ними, так и так найдут, за что депремировать. Премий у отдела не было крайние полтора года.
Крайние, а не последние. Те, кто связан с космосом, иначе не говорят. Насчёт последних скажут на похоронах.
Испытательная – ещё этажом ниже. Удобно: и экранирование, и термостатирование.
Серёга на месте. Ночь отдежурил, но носом не клюёт.
– А, Лёха! – листает журнал, потом такой же журнал на экране. – Ты у нас с пятьдесят первого бюро, так? Ага… Семь-писят конец режима? Ща.
Руки уже на пульте управления камерами. Пресс. Испытательный, позволяющий давить образцы по заданной эпюре. Вот и они, по конвейеру ползут.
– Тю! Не ронять! – руки у Горюнова сами дёрнулись. Подхватить. Нельзя: только на лопатку, на поднос какой-нибудь, специально с собой захватил крышку от посылочного ящика. И – под микроскоп. Руками можно будет потом.
– Ленту надо? – и регочет Серёга белозубо, всеми румяными щеками лыбится, откидывая льняной чуб. Нипочём ему подземелье. Небо в глазах весеннее.
– Сунь в карман, руки заняты.
Суёт копии лент самописцев. Карман халата-спецовки оттопыривается: моток солидный. Хлопает Серёга по спине на прощанье, на удачу.
– Давай, хоть ты шо-то делаешь, а то заколебали эти события, тезисы-шмезисы…
– Отсмотрю, а там следующий этап.
Не сглазить бы. До микроскопа.
В пятьдесят первом бюро уже оживлённо. Жужжат, грузятся компы, ворчит чайник.
– Лё-о-ша, зрасстуй…
– Привет, Свет.
Дениска, второй сосиделец, только кивнул молча. Видно, как ожесточённо тыркает мышью. Расправляется с просроченными событиями.
– Ща рычать буду! – бросил Горюнов и включил станочек. Тот – жжжь!
Распилил четыре образца. Образцы были похожи на разъёмы-байонеты, такими испокон веку подключаются осциллографы и прочая радиотехника. Самые близкие по конструкции к разрабатываемому стыковочному узлу для новой космической станции. Из партии числом в тридцать пять, определённым по критерию достоверности хи-квадрат, полагалось распилить не менее четырёх.
Под микроскопом были хорошо видны узлы кристаллической решётки керамики, которую в институте назвали «циолковит». Сохранившейся, без дефектов и дислокаций. После многократных переходов «альфа-циста-дельта». Изготовление изделия из материала в альфа-состоянии, прессование в таблетку меньше исходного изделия по объёму раз в двадцать – в цисту – и затем преобразование к исходному виду, дельта-переход под воздействием давления менее одной десятой атмосферы. Эпюры работы испытательной камеры были на ленте в кармане спецовки. И в серёгином компе, то есть в корпоративной сети.
– Лё-о-ош, обедать идё-ошь?
– Ещё три шалабушечки. Займи на меня.
Прибежал – две трети меню уже повычёркивали. Отобедавшие разбегались по рабочим местам. Ел, не замечая, что кидает в рот. И не отвечая на «приятные аппетиты». Сбывалась мечта. Давняя, институтская, пронесённая сквозь все канавы девяностых, где оказывался, сквозь все годы слесарем, монтёром, почтальоном и прочая. Сквозь нелегальную мастерскую в подвале многоквартирного дома. Сквозь морозное небо над головой. Звёздное.
Второй образец. Третий. Четвёртый. Немножко дефектов сбоку видно на принт-скрине, но макропараметры в допуске. Размеры, форма. Остальное скажут химики.
Ох ты. Оказывается, пересидел время. Кекс за пуленепробивайкой – «не имею права вас выпустить, пишите объяснительную». Выходит, начальник с нового квартала не забил в пропуск галку «разрешить сверхурочные». Тьфу. Спустился назад, настукал на компе нечто. Выпустили.
На следующий день позвонил начальник бюро-51.
– Алексей Вадимович, у вас больше всех в КБ незакрытых пунктов по системе «Windchill». В том числе просроченных. И новые появляются. Обратите внимание, пожалуйста.
– М-гу…
– Алексей Вадимович, вопрос поставлен начальником пятой темы, Небольсиным. Хотелось бы большего понимания субординации.
– Мм-гм… Да-да, Дмитрий Тихонович, понял.
