— Крастотааа. Давно не бывал в таких местах, — довольно, с каким-то садистским удовлетворением потянул носом Молох и повернулся к новому знакомому. — Хороший у тебя клуб. Кровищей воняет, аж шерсть дыбом.
Тот усмехнулся.
— Я знал, что тебе понравится. Сам-то размяться не желаешь? Гляди, какой зверь в октагоне. Такого свалить будет непросто. Ещё ни одного поражения, — собеседник хитро взглянул на Молоха, и тот покачал головой.
— Думаешь, не свалю? Я на зоне и не таких шатал.
— Этого, думаю, не сможешь. Зона зоной, но у нас всё по-другому. Финки и кастеты запрещены. Только тело.
— Да не вопрос, — Молох завёлся. Дурная привычка, сам знает. — А как парня-то зовут? Хорошо махается, — кивнул на клетку, где татуированный псих уже превращал своего соперника в кусок фарша. Жестоко и быстро. Наносил удары молниеносно, и каждый из них, как хорошая пиздюлина куском арматуры. Кулачищи пудовые, взгляд бешеный, абсолютно неадекватный. Словно ему уже нечего терять… Молох видел таких на зоне. Опасные ребята. Тем и опасные, что стоп-крана у них уже нет. Такие умудрялись и смуту устраивать, и на ментов кидаться с финкой. За это, конечно, их уничтожали. Как сбесившееся животное… Пулей в лоб. Молоху даже было жаль парней. Он и сам немало в жизни повидал, но так, чтобы стало вдруг всё равно, чтобы самому себя в медвежий капкан загнать… Нет, он не представлял, что должно произойти, чтобы так опустить руки.
— Саид Хаджиев.
— Хаджиев? Хаджиев… — задумчиво повторил Молох и повернулся к знакомому. — Где-то слышал о таком. Или об отце его… Это же те самые Хаджиевы, да?
— Долго же ты был на киче, — покачал головой собеседник.
— Да не мало, — согласился Молох. — Десять лет как-никак. Так что мимо меня таких Хаджиевых проплыло, как говна по реке.
Знакомый отчего-то снова усмехнулся.
— Этот ещё долго продержится на плаву, — мужчина взглянул на зверя в клетке как-то тепло, по-родному.
— Твоя подружка, что ли? — оскалился Молох, на что новый знакомый лишь скривил рот в подобии ухмылки.
— Лучше. Мой брат. А ты поосторожнее с выражениями. Он в последнее время бывает не очень вежлив.
— Так ты что, тоже Хаджиев? — ошарашенно уставился на Варвара, а тот пожал плечами.
— Вроде как, да.
— Ммм… — протянул задумчиво Молох и снова вернул внимание зверю в октагоне. — Я согласен на бой. Только скажи мне, что случилось с твоим братом?
Варвар перевёл хмурый взгляд на мечущегося в клетке родственника, вздохнул.
— Беда у него случилась. Невеста погибла. А он до сих пор не верит. Вот и сгоняет ярость в боях. Так себе помогает, по себе знаю, но хоть что-то.
Так он и думал. В девяноста процентах случаев всему виной баба. Бабы – зло, если их впустить в сердце и душу, они там корни пустят, и ты, считай, навеки проклят. И хорошо, если угодило влюбиться в какую-нибудь тупую блядь, у которой в голове только шмотьё да ресторанчики. От такой вреда по минимуму. А вот если эта сука ещё и умная… Тогда, считай, всё. Допрыгался фраерок. Сожрёт и не подавится. И плевать ей, насколько стальные у тебя яйца.
— Ясно, — Молох провёл пятернёй по заросшему жёсткой щетиной лицу. — Давай, запусти меня в клеть.
Хаджиев от боя не отказался, но, когда Молох шагнул в октагон, смерил его насмешливым взглядом. Да, тот после кичи заметно поусох, только не в массе сила, и Хаджиев, как профессиональный боец, должен об этом знать.
— Привет, Саид! Говорят, ты тут самый опасный парень? Покажешь, на что способен?
Хаджиев ухмыльнулся окровавленным ртом, внутри что-то неприятно сжалось. Этот мужик вблизи кажется ещё более безумным.
— Уверен, что хочешь этого? — по мокрому от пота торсу вились старые и новые наколки. Уж в чём, в чём, а в «синей болезни» Молох разбирался. Хаджиев исписывал себя не просто так. Он, по ходу дела, добавлял по наколке раз в неделю. Чаще нельзя.
— А говорят, ваши тату не любят? — ответил вопросом на вопрос. — Чего забил себя так? Мазохист, что ли?
Наколки Хаджиева были сложными, а значит, болезненными. И все как одна вызывали тревогу. У парня явно с башкой проблемы. Какие-то жуткие черепа, огонь, люди, исчезающие в пламени, с открытым ртом, будто вопят в агонии. В основном женщины. Да. Опять бабы…
— А я не все. Так что, драться будем, или заговорим друг друга до обморока? — Хаджиев, и правда, выглядел скучающе.
— А ты сначала подлататься не хочешь? — бросил ему с насмешкой Молох. Хаджиеву действительно не помешало бы наложить пару скоб на рассечённую бровь. Потом шрам останется уродливый, а то, что шрамы мужика красят – наглая брехня. Его потом боятся все, но явно не любуются.
— Тебя загашу и подлатаюсь, — кинул тот, всё ещё на адреналине. Вряд ли он сейчас боль чувствует. Предыдущего противника из ринга вынесли.
Молох закончил с повязками на кистях, шагнул на встречу, и толпа взревела. Но… Чего-то не хватало для полного кайфа. И он даже знал чего. Хаджиев пока только вполсилы выложился, недюжинный запас энергии при нём. Это плохо. Так он долго не выдохнется.
— Слышал о твоей подружке! Мне очень жаль! — крикнул, стараясь переорать вой толпы, почуявшей кровь. Нихера в этом мире не меняется. Люди всё такие же ублюдочные твари, жадные до зрелищ, жратвы и ебли. — Ты хоть отодрать-то её успел или так целкой и… — договорить он не смог, потому что ухмылка Хаджиева в мгновение ока превратилась в оскал, и пудовый кулачище втопился в челюсть Молоха. Дааа… Это то, чего он так хотел. Раздраконить зверюгу, посмотреть его грани. Довольно забавно. Только больно, пиздец как. Будто моторвагонный состав в морду врезался. А парень неплох.
