Блики на коже в темноте. Лепные мышцы с сеточкой выступающих вен на руках. Полотенце вокруг шеи, единственное пятно света во тьме его сущности. Шелковая мгла обоюдного безумия уже заполняла номер, проникала в широко открытые глаза Кати Авдеевой, лишая шанса на побег.
Да и не хотела она никуда бежать!
Понимала, наверное - пропадет. Вообще не сможет себе простить, если сейчас так и случится. Но никакая сила не могла заставить ее встать и уйти. Ее не просто влекло, ее буквально тянуло, словно мощным магнитом, к этому мужчине.
И не имело значения, что он уже обеспечил ей полную чашу унижения и боли после последней близости. Катя цепенела рядом с ним и теряла остатки воли вместе со здравым смыслом.
Ее взгляд едва успел заметить быстрое движение рук. Секунда, и они, захватив концы полотенца, подняли его над головой, скрутили в жгут и отбросили в сторону. Авдеевой показалось, что она стала свидетелем некого священного ритуала. Или брачного танца. Или и того и другого одновременно.
- Безмозглая шлюшка, - ласково, нараспев произнес Сергей, приближаясь к Кате крадущейся походкой ягуара. – Ты что о себе возомнила после одного отсоса? Что можешь указывать мне, как именно поступать?
Девушка слабо пискнула. Паника парализовала ее мышцы, но мысль о побеге не возникла даже сейчас, после этих слов. Миг, и мужчина склонился над ее перепуганным лицом, упершись кулаками в подлокотники кресла. Аромат чистой кожи и сандала окутал Катю самым сладким и возбуждающим токсином, окончательно прогоняя страх. Его глаза были так близко, и у нее не осталось другого выбора, кроме как тотчас же нырнуть в их зеленый омут.
Без права на помилование и воскрешение. С правом потерять себя на этом поле боя окончательно и бесповоротно.
Катя не закричала, когда его руки вцепились в ее волосы, сминая прическу а-ля Одри Хепберн, разрушая шедевр Павловой без какой-либо жалости. Острая боль в корнях волос оказалась такой сладкой, сметающей все, что казалось в этот момент лишним, что Авдееву выгнуло дугой в кресле. Сопротивляться сладкой волне удовольствия, которая пронеслась по позвоночнику, захватывая кровеносные сосуды, сотрясая сердечную мышцу, и затихла в пятках, у нее не было ни малейшего шанса. Только сдаться без боя, жадно глотая воздух, словно выброшенная на берег рыбка. Ее стихия была буквально в шаге. И нет, это была не вода.
Его губы. Аромат его кожи. Зеленые всполохи в глубине тяжелого и решительного взгляда.
Такой мужчина мог разрушить ее и поглотить. И Катя именно в этот момент поймала проблеск собственного рассудка.
Она даст ему это право. Сгорит дотла в их обоюдном безумии, и пусть потом будут слезы, боль и самоуничижение. Сопротивляться подобному выше ее сил.
- Боишься?
Его прищур в этот момент мог напугать кого угодно. Но Катя ощутила иное. Разряды нефритовых молний и пожар едва сдерживаемого желания в глазах. Полумрак не мог помешать той, кто привыкла видеть сердцем женщины, разглядеть основное: этот человек привык удовлетворять свои желания, причиняя боль другим. Катя приняла эту сущность того, кто лишил ее разума, без долгих раздумий.
- Не боюсь…
- Я тебя заставлю бояться.
Первым порывом было зажмуриться, выпустить на волю рвущийся крик, больше похожий на хрип, но она продолжала смотреть в его глаза, внимать его шепоту. Вместо ледяной изморози страха и паники во всем теле разгорался пожар. И она не боялась сгореть в этом пламени, потому что оно стало ее крыльями, подарив почти отчаянную смелость.
Мир сделал очередной кульбит, ударив вспышками острого кайфа по рецепторам кожи головы. Ее всего лишь грубо подняли с кресла за волосы, безжалостным рывком победителя, который не собирался миндальничать с провинившейся добычей. И Катя все-таки сомкнула веки от неожиданности. А может, для того, чтобы прочувствовать все ощущения, когда ее буквально швырнули на пол.
Она открыла глаза в нескольких сантиметрах от босых ног Сергея. Пальцы впились в длинный ворс ковра, чтобы удержаться в этом положении и не впечататься лицом в неожиданно не по-мужски гладкую кожу ступней. Но куда сильнее этого убойного коктейля из смущения, категорического протеста и зашкаливающего желания был накат сладострастного цунами, которое накрыло ее с головой от одной мысли о том, что только что произошло.
- Ну, смелее, моя неуравновешенная шлюшка, - она едва расслышала голос Акслера сквозь шипение умопомрачительного отката адреналиновой волны. – Ты же прекрасно знаешь, что надо делать.
Попытка поднять голову не увенчалась успехом. Все плыло у Кати перед глазами от странного ощущения, напоминающего то ли полет, то ли стремительный спуск. Такой эмоционально яркий, что ее с каждым витком уносило за пределы этой сладострастной центрифуги.
- Открой свой б**дский рот и вспомни, для чего у тебя язык.
Катя подчинилась, все еще смутно понимая, чего именно от нее требуют.
- Для чего, хитрая девочка? Повышать голос? Озвучивать глупые требования? Или для того, чтобы доставлять мужчине удовольствие?
Боже! Что он делал с ней одним лишь тембром своего хриплого голоса, запечатанного, словно в капсулу, в прозрачные тиски чистого льда? Прошивал ее мозг набором своих хэш-кодов, инфицируя и одновременно вручая антидот?