Маргоша, летя в этот раз в Питер, надеялась застать там уже вполне сформировавшуюся весну. В Вашингтоне, где она жила последние десять лет, уже месяц назад перед ее домом вовсю цвели нарциссы.
А Россия встретила ее непогодой. Штормовой фронт был объявлен в последний момент, и Маргошкин самолёт по метеоусловиям посадили в Риге. В Риге!
Когда-то давно, когда она была ещё совсем девочкой, мама, преподаватель сопромата в Политехе, взяла ее с собой на экскурсию в Прибалтику. То давнее впечатление отложилось в памяти, да нет, даже не в памяти – в душе ленинградского подростка, как что-то увиденное на границе сна и яви. Что-то такое, к чему человек будет обращаться потом много-много раз. Как То, что отпечатается в душе цветным слайдом яркого момента. Как То, что станет неким абсолютом в оценке чего-то стОящего, настоящего. Тогдашняя уютная Рига. Она была так не похожа на Ленинград и Москву: узенькие, мощеные булыжником улицы Старого города, россыпь малюсеньких кафешек, где подавали вкуснейшие пирожные и кофе с ликёром, Рижское взморье с длинным променадом Юрмалы, огромные сосны и путающийся в волосах солёный балтийский ветер. Но гвоздем той давней поездки был Домский собор со знаменитым органом. Маргошка, росшая в научной семье, конечно же занималась в музыкальной школе. Филармония с Консерваторией с их детскими абонементами были для неё привычными. Но это воспринималось как обязанность- как и Эрмитаж с Русским музеем по субботам, и зимние прогулки с отцом в Павловске, и поездки в Репино и Комарово; как все то, с чем должен быть знаком интеллигентный человек. Тем паче, что рос этот человек ни где-нибудь, а в культурной столице. Но Рига с тогдашним органом потрясла Девочку совершенно. Маргоша впервые в жизни, слушая музыку, возносилась с ней и падала как будто в пропасть, потом снова возносилась и парила где-то там высоко-высоко. Ощущение космической нереальности запомнилось ей на всю жизнь. Она слушала Баха, и в какой-то момент совершенно забыла, что рядом была мама и мамины студенты, что вообще людей в Домском соборе было полным полно. Для неё в тот момент существовали только орган, великая Музыка и она – Маргоша. Вроде бы и недолгим был тогда концерт, но та ленинградская девочка уезжала из Риги совсем другой. Она в первый раз в жизни плакала вот так по-взрослому.. не от обиды или боли, а от переполнивших детскую душу чувств. Она не могла бы объяснить причин, если бы кому-то в тот момент пришло в голову задать ей такой вопрос. Вдруг оказалось, что её маленькое сердце умеет чувствовать волшебные вибрации, рождающие любовь.
И вот теперь спустя много-много лет, Марго, взрослая женщина , много повидавшая и обо всем имеющая собственное мнение, вырастившая в Америке дочь и давно похоронившая в Ленинграде родителей и мужа, снова волей случая попала в Ригу. Самолёт медленно заходил на посадку. В окне иллюминатора были видны низкие, свинцовые, такие характерные для севера, облака. Глядя на приближающееся здание аэровокзала, Маргоша думала о том, что все значимые перемены в жизни для неё всегда начинались вот с таких случайностей. Потом по прошествии времени эти случайности оказывались вовсе и не случайностями, а вполне логичной цепью событий. Но пока она даже представить себе не могла, началом каких перемен обернется эта незапланированная встреча с прошлым.
Маргоша вышла из здания аэропорта. Им объявили что самолёт на Питер отложен на 12 часов. Полсуток. Кто-то неведомый подарил Маргоше половину суток. Эх, знать бы ещё, зачем! Это время нужно было прожить с пользой. Часть пассажиров поехала в отель спать, часть осталась в аэропорту, кто-то захотел в город. Ехать в центр Риги и шататься по магазинам ей не хотелось – шоппинг давно перестал её интересовать. Женщина решила податься к морю. Помнилось, что доехать до Юрмалы можно электричкой. Но одета Марго была легко для таких прогулок, и потому нужен был свитер. Да не простой – с длинными предлинными рукавами и воротом трубой. В Америке она стала рациональной. Даже более чем . Она научилась обходиться минимум вещей, и при этом выглядеть стильно.
Она научилась за этот десяток лет перемещаться по миру почти без багажа. Была лишь кожаная желтого цвета сумка на плече, на дне которой привычно болтался планшет в замшевом рыжем чехле, телефон, несколько кредиток, ключи от дома в Вашингтоне и от родительской квартиры в Ленинграде ( она так и не привыкла называть свой город Петербургом), косметичка с минимумом женских штучек и наполовину использованный флакон духов Сотто Воче, купленный много лет назад на пересадке то ли в Риме, то ли в Цюрихе. Марго гордилась тем, что могла собраться в дорогу в полчаса. И эта желтая сумка, побывавшая с нею во всех поездках, с годами стала выглядеть только лучше, стильнее и качественнее даже.
