1. Только Бог достоин абсолютной и безусловной любви. Естественные эмоции человека, для которого любовь к Богу – на первом месте, становятся более возвышенными и благородными.
2. Любовь к Богу безмерна.
3. Конкретные проявления любви к Богу.
1.1 Иисус часто напоминает нам, что Бог должен быть нашей главной любовью. Прежде всего следует любить Бога, и лишь затем – творения. Евангелие сегодняшней святой Мессы[1] недвусмысленно предостерегает нас: Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто не берет креста своего и следует за Мною, тот не достоин Меня. Сберегший душу свою потеряет ее; а потерявший душу свою ради Меня сбережет ее[2].
Ибо Господь дал нам жизнь, чтобы мы узнали Его, служили Ему, любили Его и так достигали рая[3]. Только Бог заслуживает абсолютной и безусловной любви. Именно любовь к Богу должна стать мерой всякой иной любви. Господь ждет от нас настоящей любви. Он требует, чтобы мы любили своих родных и близких. Однако никакую любовь нельзя предпочесть любви к Нему. Любовь к Богу всегда должна оставаться на первом месте. Если мы любим Бога, то и всякая наша земная любовь растет, становится богаче и чище. Наше сердце учится любить и обретает способность вместить многое. Рушатся препятствия и преграды, воздвигнутые эгоизмом, столь присущим каждому творению. Чистая земная любовь возвышается и облагораживается. Для этого, однако, необходимо прежде всего любить Бога.
Чтобы любить Бога так, как Он этого требует, необходимо также отбросить свою жизнь – жизнь ветхого человека. Должно исчезнуть стихийное вожделение, склоняющее нас ко греху, должен умереть животный эгоизм, побуждающий человека во всем искать собственную выгоду. Бог хочет, чтобы мы сохраняли все здоровые и достойные уважения качества человеческого естества, все по-настоящему благое и самобытное, полезное и совершенное. Ничто подлинно человеческое не должно быть утрачено. Благодать проникает собой природу и возводит ее на более высокий уровень. Сама личность христианина становится таким образом богаче. Условие тут прежнее – любить Бога. Чем в большей мере человек смиряет свое эгоистическое я, тем человечнее он становится, тем полнее он открывается благодати.
Христианин, вступивший на путь самоотречения, обретает возможность новой жизни – жизни во Христе. Благодать изменяет нас таким образом, что мы начинаем чувствовать так же, как чувствовал Иисус, усваиваем Его взгляд на людей и события. Мы начинаем подражать Его поступкам. Так возникает определенный образ действий – простой и естественный – благодаря которому мы становимся лучше. Нас переполняют чувства Самого Христа: мы стремимся творить волю небесного Отца, что и является наиболее убедительным свидетельством любви. Христианин сохраняет свойственный ему образ жизни. При этом он отождествляется со Христом как раз в той степени, в какой (при помощи благодати) освобождается от себя самого: имею желание разрешиться и быть со Христом[4], – восклицает апостол Павел.
С другой стороны, любовь к Богу нельзя сберечь, не прилагая усилий: если за любовью не ухаживают, она погибает. И наоборот, если мы привязаны к Богу, то те же трудности и препятствия лишь разжигают и укрепляют нашу любовь. Пищей для любви к Богу служат молитва и таинства, а также наши усилия по искоренению пороков, умение ходить пред Богом в течение всего дня: на работе, дома, в дружеском общении… Источником, питающим и укрепляющим нашу любовь к Господу, должна стать Евхаристия. Любить – значит в какой-то степени попасть в рай уже тут, на земле.
1.2 Вдохновляемый благодатью, христианин любит Бога тою же любовью, которую он обрел как неизреченный дар[5]. Этот дар дается в святом Крещении. Молитва, таинства и добрые дела поддерживают его.
Любовь, изливаемая в душу христианина, должна стать мерой всех его поступков. Подобно тому, как здания, которые мы строим, оцениваются как законченные и годные к использованию, если они соответствуют разработанному ранее проекту, так и всякое человеческое действие будет правым и добродетельным, если оно соответствует Божественной мере любви. Если же оно отходит от этой меры, то уже не будет ни благим, ни совершенным[6]. С помощью этой меры Божией любви, которая вовсе не чужда живущей в состоянии благодати душе, можно взвесить и измерить все наши поступки. Любовь ничего не уничтожает, но упорядочивает, отмечая душу печатью единства, столь свойственного Божественной любви. Тем самым и наша воля облагораживается и становится более совершенной.
Любовь, которой мы любим Бога, а в Боге – ближнего, плодоносит по мере того, как начинает действовать. Чем больше мы любим, тем сильнее в нас способность любить. И пока не овладеет предметом любви, настолько трудится, насколько терпит недостаток; (…). Такая душа – как пустой сосуд, который ожидает наполнения, как голодающий, который ищет пищи, как больной, который воздыхает об утраченном здоровье, как человек, который висит над землей, не имея точки опоры
