Он хоте́л, что́бы его́ стра́шный сон скоре́е зако́нчился. Он про́бовал откры́ть широко́ глаза́, но ничего́ не получа́лось. Страх рос и входи́л в кровь. Чем сильне́е станови́лся страх, тем ме́ньше остава́лось сил. Он тону́л. Он хоте́л пить. Всю́ду был ого́нь. Он хоте́л бежа́ть, но не мог. Зву́ки станови́лись всё зле́е и зле́е. Ему́ хоте́лось крича́ть: «Доста́точно! Я бою́сь!..»
Ми́тя уда́рил руко́й по столу́ и просну́лся. Он с трудо́м откры́л глаза́ и оказа́лся в гря́зной забега́ловке.
– Пить бу́дешь? – спроси́л челове́к, сидя́щий напро́тив него́.
– Бу́ду, – отве́тил Ми́тя.
Не́которое вре́мя он смотре́л, как рука́ ста́рой же́нщины вытира́ет стол. Зате́м он посмотре́л за окно́. За окно́м – больна́я пти́ца и дождь. Пти́цу о́чень жа́лко… Он посмотре́л на челове́ка, сидя́щего напро́тив него́. Э́тот незнако́мый челове́к был похо́ж на инде́йца. Про себя́ он назва́л его́ Гайава́та.[10] У Гайава́ты бы́ли удиви́тельные у́ши, из кото́рых росли́ о́чень дли́нные во́лосы. Э́ти во́лосы бы́ли не коро́че пяти́ сантиме́тров! Из-за э́тих уше́й Ми́тя и посади́л его́ за свой сто́лик и на́чал угоща́ть во́дкой.
Ми́тя понима́л, что он не симпати́чен своему́ сосе́ду. Но он и не хоте́л быть сего́дня кому́-либо симпати́чным. Сего́дня он разреши́л себе́ быть сами́м собо́й. Сего́дня он хоте́л де́лать, что хо́чет, и поня́ть, что ему́ хо́чется де́лать. Пра́вда, Ми́тя пока́ не понима́л, стал он сами́м собо́й и́ли нет.
– Налива́й! – дал кома́нду Ми́тя.
Гайава́та нали́л. Откры́лась дверь. Вошли́ бритоголо́вые.[11]
– Верну́лись, – ти́хо и зло заме́тил Гайава́та.
– Всё пусто́е в э́том ми́ре, – говори́т Ми́тя. – Мы с тобо́й мертвы́.
К их сто́лику подошёл бритоголо́вый. Каза́лось, что глаза́ми он мог уби́ть любо́го, кто посмо́трит в них. Он взял свобо́дный стул и пошёл в темноту́ забега́ловки.
– Налива́й! – сно́ва дал кома́нду Ми́тя.
– Пей, на́лито, – отве́тил Гайава́та.
– Ну, – Ми́тя по́днял рю́мку, – за твою́ резерва́цию, инде́ец, до одна́ ты́сяча четы́реста девяно́сто второ́го го́да![12]
Ми́тя ви́дел, что сосе́д не хоте́л, что́бы други́е посети́тели забега́ловки ду́мали, что у них есть о́бщие дела́ и́ли интере́сы.