С момента создания Петром Великим в начале XVIII в. русской регулярной армии офицерский корпус играл ключевую роль в ее развитии, ведь без квалифицированного командного состава невозможно строить эффективную и боеспособную армию, а также управлять ею. С течением времени росла профессионализация офицерства, среди которого выделились узкие специалисты в различных отраслях военного дела.
Офицерская карьера в традиционном обществе, разделенном сословными перегородками, являлась одним из очевидных путей повышения своего социального статуса и получения образования за казенный счет. Она позволяла приобщиться к привилегированной корпорации. В 1856–1917 гг. формально первый офицерский чин давал его обладателю права личного дворянства, потомственное дворянство можно было получить при производстве в полковники, а также при награждении некоторыми орденами.
Первая мировая война привела к тому, что офицерский корпус в результате семикратного увеличения утратил черты узкой замкнутой корпорации, свою относительную сословную и мировоззренческую монолитность, пополнился выходцами из «четвертого сословия» и стал во многом соответствовать составу населения империи. Появившиеся в сравнительно короткие сроки десятки тысяч прапорщиков военного времени производили на современников неизгладимое впечатление. Не случайно известный деятель революционной эпохи Б.В. Савинков на суде летом 1924 г. на вопрос о том, составляли ли офицеры большинство в организованном им подпольном антибольшевистском Союзе защиты Родины и свободы, ответил: «В то время все были офицеры»[1]. Савинков явно имел в виду не конкретную организацию, а само русское образованное общество.
В революционный период противоречия в офицерской среде лишь усугубились, что, очевидно, увеличило глубину раскола офицерства в Гражданскую войну. В те годы вопросы управления вооруженными силами стояли особенно остро, поскольку старая Россия ушла в небытие, а на ее руинах возникло множество государственных образований, которые стали формировать собственные армии. Разумеется, все эти армии нуждались в офицерах. Основным источником комплектования большей части этих армий командным составом являлись многочисленные офицеры старой русской армии, разъехавшиеся после демобилизации практически по всем уголкам бывшей империи. Конечно, в Гражданскую войну в различных ее лагерях готовились и новые командные кадры. В некоторых национальных государствах (Польша, Финляндия) использовались и альтернативные источники пополнения офицерского состава.
Как бы то ни было, русский офицерский корпус сыграл исключительную роль в событиях Гражданской войны в России. Какова была эта роль, какой вклад внесли офицеры в создание и укрепление противоборствующих армий, как разделилось офицерство между сторонами Гражданской войны, каким был качественный состав командных кадров сторон и почему офицеры белых и национальных армий в большинстве своем не смогли создать эффективные вооруженные силы, которые бы достигли победы над Красной армией? Вопросы, на которые необходимо дать ответ в контексте проблемы участия офицерства в Гражданской войне, неисчерпаемы.
Эти вопросы вот уже столетие интересуют исследователей, однако в силу различных причин, и прежде всего политико-идеологических, обобщающего архивного исследования роли офицерства в событиях Гражданской войны на всех ее сторонах до сих пор не появилось. Разумеется, все издания в рамках краткого историографического обзора упомянуть невозможно, поэтому проследим основные векторы изучения темы и их изменения за минувшее со времен Гражданской войны столетие.
В советское время отдельные исследователи имели возможность ограниченно изучать дореволюционный командный состав русской армии[2]. Но проблема участия офицеров в Гражданской войне в основном оставалась табуирована. Практически весь советский период под запретом оставалось изучение белых и национальных армий. Документы и издания антибольшевистского лагеря хранились в закрытых архивах и спецхранах, доступ к которым могли получить лишь избранные, приближенные к власти и лояльные коммунистическому режиму исследователи.
Цензурные запреты и догматизм выхолостили и сделали невозможным даже полноценное изучение командного состава Красной армии в советской историографии. После единичных работ 1920-х гг., имевших скорее практический характер[3], начался длительный период замалчивания этой проблематики. В сталинскую эпоху бывшие офицеры старой армии, в том числе служившие как военные специалисты в Красной армии, рассматривались если не исключительно как враги, то, по крайней мере, как «классово чуждые». Изучение этой группы командного состава было немыслимо. Длительное время прямо или косвенно запрещалось писать о репрессированных военспецах безотносительно того, были ли они репрессированы в Гражданскую войну или в 1930-х гг. Нельзя было изучать и многочисленных перебежчиков, пусть даже до бегства из Советской России добросовестно служивших большевикам. Некоторые послабления произошли в период десталинизации, прежде всего в связи с кампанией по реабилитации жертв политических репрессий.