«Я чувствую, что русские вещи – это лучшие имена и образы для моих чувств и откровений. И что с их помощью – когда я пойму их лучше, основательнее – я смогу выразить все то, что рвется во мне к ясности и звучанию». Рильке написал эти слова в письме Елене Ворониной 28 мая 1899 года, находясь под впечатлением от своей первой поездки в Россию. Перед нами одно из многочисленных свидетельств почти пожизненного интереса Рильке к русскому искусству и литературе, свидетельство духовного родства, связавшего его с «русскими вещами» и наложившего печать на его творчество, в особенности раннее. Наряду с этим приведенные слова Рильке – одно из множества аналогичных высказываний немецких поэтов, критиков и философов – показывают, насколько интенсивными, глубокими и многосторонними отношениями были связаны между собой культуры России и Германии. Они выразительно подтверждают тот факт, что восприятие русской поэзии имело для развития немецкой литературы не меньшее значение, чем творческая рецепция античности или произведений английских, французских, итальянских и испанских писателей.
Этот союз, для обеих литератур столь плодотворный и результативный, зарождается – если отвлечься от первых контактов, зафиксированных путешественниками, из которых многие представляли себе Россию как страну варваров и необразованных крестьян, – в начале XVIII века с появлением переводов и литературной критики, укрепляется в первой трети века XIX благодаря многочисленным и разнообразным формам творческой рецепции и сохраняет свое значение до сегодняшнего дня. Во многих случаях соответствующие тексты дают примеры поразительно тесного родства и глубокого взаимного интереса, свидетельствуя о стремлении и способности их авторов к конструктивному диалогу в области литературной критики и эссеистики. Историко-литературное значение этого диалога подтверждается активным участием в нем выдающихся писателей обеих стран, таких как Василий Жуковский, Иван Тургенев, Борис Пастернак, Андрей Белый, Сергей Третьяков с русской стороны, и таких, как Райнер Мария Рильке, Томас Манн, Бертольд Брехт, Стефан Цвейг, Генрих Бёлль, Пауль Целан и Хайнер Мюллер с немецкой стороны. С особой выразительностью свидетельствуют об этом случаи личных контактов между русскими и немецкими писателями: встречи Тургенева с представителями немецкого «поэтического реализма», переписка Рильке с Мариной Цветаевой, сотрудничество Бертольда Брехта с Сергеем Третьяковым, беседы Михаила Шолохова с писателями из ГДР, такими как Анна Зегерс или Эрих Нейч.
Особое значение этих контактов проявляется в том, что творческое усвоение произведений русской литературы нередко стимулировало смену художественных парадигм в истории литературы Германии. Это наблюдается и на уровне литературных эпох, и на уровне истории жанров, и по отношению к творчеству отдельных авторов. Так, невозможно представить себе становление реалистической и позднереалистической прозы в литературе стран немецкого языка, не принимая во внимание воздействия русского реализма. Такие разные авторы, как Теодор Фонтане, Мария фон Эбнер-Эшенбах и Леопольд фон Захер-Мазох, учатся у Ивана Тургенева, Герхарт Гауптман и молодой Томас Манн – у Льва Толстого и Федора Достоевского. На рубеже XIX–XX веков Толстой и Достоевский способствуют эпохальному сдвигу в истории литературы и культуры: именно благодаря им социокультурная проблематика, выдвинутая французским и немецким натурализмом, приобретает религиозно-философскую глубину и находит себе художественное оправдание. Так же и переход немецкоязычных авторов (Петер Альтенберг, Герман Бар, Артур Шницлер, Альфред Дёблин и др.) от натурализма к импрессионизму и экспрессионизму совершается в контексте русской литературы, под впечатлением от произведений Толстого и Достоевского, Всеволода Гаршина, Антона Чехова. Когда немецкие писатели, от Томаса Манна и Германа Гессе до Анны Зегерс и Кристы Вольф, решают для себя проблему личности как субъекта художественного творчества, когда они размышляют о границах авторской субъективности, ключевым автором, к которому они обращаются в своих исканиях, является Достоевский. Русская литература нередко входит в круг внимания немецких писателей именно в переломные моменты их творческой биографии: для Рильке русская поэзия и живопись становится на рубеже ХХ века ключом к новому пониманию поэтического образа; Томас Манн ищет у Достоевского ответы на мировоззренческие вопросы, мучавшие его в годы Первой мировой войны («Размышления аполитичного»); Бертольд Брехт создает концепцию «эпического театра» на основе длительного изучения театральных экспериментов Сергея Третьякова и теоретических трудов Константина Станиславского; Пауль Целан, мучительно переживший скандальное «дело Голля», открывает новые пути развития лирической поэзии, опираясь на опыт Осипа Мандельштама, почти отождествляя себя с его поэтической личностью; молодые поэты из ГДР – Райнер и Сара Кирш, Карл Микель, Эльке Эрб и другие представители «Саксонской школы» – находят свой поэтический голос в процессе интенсивного освоения традиции русского символизма, акмеизма и футуризма, в том числе благодаря переводческой практике; драматурги Фолькер Браун и Хайнер Мюллер раскрывают тему кризиса и крушения «реального социализма» с опорой на произведения Чехова, Федора Гладкова и Александра Блока.