Ян Каневский «Портрет поэта Нестора Кукольника» 1833г.
«Счастливый уголок»
Кипела там студенческая жженка,
И пил ее не раз
И Кукольник, и Гоголь, и Гребенка,
И многогрешный аз.
Живи мой городок и будь покоен
В родной тиши своей.
Л. Глибов, поэт-баснописец,
выпускник Нежинской гимназии
Это случилось 6 февраля 1822 года. В душном кабинете Нежинской Гимназии Высших Наук им. Князя Безбородко было двое. Первый, Василий Григорьевич Кукольник, директор учебного заведения, нервно широкими шагами ходил по кабинету. Второй зло следил за каждым его движением. Беседа велась на повышенных тонах:
– Поощряя вольнодумство и читая на своих лекциях запрещенную литературу, вы тем самым порочите гимназию и славное имя ее основателя. Поверьте мне, Василий Григорьевич, я искренне уважаю вас как ученого и педагога, но происходящее вынуждает меня принять решительные меры.
Говорящий был Михаил Васильевич Билевич, профессор политических наук, коренастый молодой человек лет 30—35. Влиятельный педагог, но вспыльчивый и мнительный. Он презирал всю эту «интеллигентскую ересь», как он выражался, об отмене крепостного права, о народном образовании и подобно безжалостному инквизитору готов был искоренять ее любыми способами. Когда Билевич нервничал, то лицо его заливалось краской. Вот и теперь оно было пунцовым.
– Я не обязан перед вами отчитываться. Я был назначен директором гимназии родственниками покойного князя, о чьем славном имени вы так печетесь, и мне была предоставлена полная свобода действий.
– Нет, здесь речь идет уже не о свободе. Здесь самоуправство! Бунт!
– Ну что вы на меня так смотрите, как будто проглотить хотите. Думаете, я испугаюсь. Испугаюсь, что вы напишите рапорт, донос в полицию или, уж чего там, сразу шефу жандармов. Я не боюсь вас, г-н Билевич, и заявляю прямо в лицо. Да, я учу гимназистов мыслить свободно и открыто, – судорога пробежала по лицу Кукольника. Он схватился за галстук и слегка ослабил его.
– Вы понимаете, то, что вы сейчас говорите, это заговор. Заговор против самодержавия, против Царя!
– Я понимаю, что этого требует время. В России, которую мы имеем сейчас, сегодня, нельзя жить одним днем, мы должны трезво смотреть в будущее. Крестьянские волнения уже вспыхивают в разных уголках страны. Рано или поздно крепостное право будет отменено. Но прежде чем снять оковы рабства, мы должны просветить народ, воспитать его, а для этого нам нужна умная, образованная, передовая интеллигенция способная не только отличить красную икру от черной, но и семена от плевел на блага отечества. Тогда у нас будет сильный и могучий народ. В противном случае свобода превратит крестьянина в голодного дикаря, в зверя, знавшего только унижение, насилие и издевательства. Он восстанет и кровавой волной обрушится на страну, уничтожая и помещиков, и интеллигенцию, и Царя!
– Иноземцы и иноверцы, подобные вам, уничтожают Российскую Империю, а не помещики, не крепостное право, – произнес Билевич, к которому постепенно возвращалось самообладание.
– Нет, Михаил Васильевич, я более русский, чем вы, хотя и русин по происхождению. Вы не видите дальше своего носа. И самое страшное, что таких, как вы, миллионы. Подобные вам думают: «Пусть мы отстаем от Европы на десятки лет, пусть мы сосем кровь из народа, но нам же хорошо. Мы ходим в золоте, ездим в дорогих каретах, пьем и едим досыта и знать ничего не хотим». Но это барство на крови! Неужели вы сами не чувствуете, что грядет буря, и нам нужна умная талантливая, а главное свободно мыслящая молодежь, чтобы сохранить Россию, чтобы потом Европа подобно Римской империи не смотрела на нас, как на отсталых варваров, примитивной сохой обрабатывающих свои поля.
– То же самое вы проповедовали в Петербургском университете!? Поэтому вас не выбрали ректором, а, так сказать, «сослали» сюда? – Билевич был спокоен, теперь ему хотелось уколоть своего соперника побольнее.
