Велик мир, а мы? Человек- существо необъятной силы и возможностей, но только если он делает то, что умеет. Корабли не ходят по суше, разве что бурлаки тянут.
Рыжий солнечный диск, порезанный ещё голым лесом, бросал свои лучи на луга, искрились блики в речной воде, весело скакали капельки тёплого света по ржавым вагонам клокочущего грузового состава. Вот улетел вдаль последний вагон, и путевой обходчик Осип Прохорович, щурясь от рыжих лучей, откинул бычок и побрёл к своей будке. Когда тяжёлые грузовые составы улетают в даль, воцаряется на миг абсолютная тишина, и как только она умчится вслед за вагонами, над долинами раздастся тихое, но отчётливое «Дзинь».
Станция «Вышний ложок» брала своё название от рядом стоящего одноимённого хуторка, переименованного, однако, более оригинальной советской властью в «Красное знамя»,но сама станция так и несла своё старое имя. Поодаль же, за лесистой балкой, которая в свою очередь и именовалась в народе урочищем Вышнеложским и давала имя и станции, и хуторку, стояло село с крайне оригинальным названием для сих мест- Вышнеложское, бывшее в какой–то период своей истории «им. Ежова». Тут, с северо–восточного края села, развернулась большая стройка и вскоре зашумела, загудела, загрохотала по этим некогда пустынным местам трасса М-2 «Дон». По ней, по этой горячей артерии, текла сама жизнь, подпитывая силой своей село Вышнеложское, но обходя стороной хуторок и станцию при нем.
Железная дорога была проложена здесь ещё во второй половине девятнадцатого века, в первую очередь для нужд двух заводов, что находились в нескольких десятках километров на запад от Вышнеложского. Заводы: сахарный и суконный, во времена первой мировой выпускали товары для нужд армии, потом была процедура национализации, оказавшаяся для этих предприятий весьма болезненной. Стоящее между ними село Немчиново переходило из рук в руки 4 раза, разумеется, разбой и грабёж не обошли стороной предприятия со всем их обширным хозяйством. Когда же зарево гражданской войны окончательно потухло, предприятия эти срослись в единое, что множилось и множилось, и вот, к концу восьмидесятых уже напоминало внешним видом огромного мутанта, чудище с сотнями конечностей- переходов и ангаров, огромным непрерывно стучащим сердцем–главным цехом и множеством непонятных ответвлений и корпусов, а железнодорожная ветка, ведущая к нему, была его основным источником жизненных сил. По ней большинство рабочих возвращались домой, по ней привозили сырьё и везли готовый товар к портам, где быстрый Дон разносил его по разным частям социалистического рая на земле, относительно которого, эта, казалось бы, громадина–мутант была крохотным органом, незаметным, незначительным, над которым в любой момент могла нависнуть угроза стать рудиментом. И пробил час. Перестройка. Бьющийся в агонии организм умирающего социалистического рая отвергал больше не нужный ему орган, высасывающий жизненную силу, а железнодорожная ветка, некогда несущая жизнь в эти края, превращалась в отсыхающий отросток, ещё несущий что–то по своим путям словно бы по инерции.
Осип Прохорович зашёл в свою скромную обитель, где шумел с мерным потрескиванием телевизор, неся по сумеречному помещению свой скудный черно–белый свет. Осип Прохорович нацепил очки с трещинкой в углу и потянулся к недочитанной газете. Висящие на стене часы с кукушкой, бережно протираемые хозяином каждую субботу, показывали пятнадцать минут восьмого. Путевой обходчик кинул взгляд на них. Ещё минут пятнадцать, и он будет собирать свой скромный ужин, состоящий из гречки с яйцом, чёрного хлеба и чая. Вентилятор поворачивал туда–сюда свою голову, гоняя по помещению потоки душноватого воздуха и колыхая верхний лист висящего на стене календаря с надписью «Апрель 2009». Так и существовал этот крохотный архипелаг жизни человека разумного среди оврагов, лугов, болот и призраков прошлого.
Осип Прохорович Ветлугин был обычным на вид стариком, весьма крепким для своих семидесяти четырёх лет. Он, уроженец волжской деревеньки, попал сюда в далёком 1956‑м после училища. Переживший в детских летах тяготы войны, он был весьма степенным, несомненно, была у него быстро отгремевшая пёстрая юность, полная авантюр и забавных случаев, но, приезжая сюда, в Вышний ложок, он уже решительно оставлял её за плечами. Был он сирот: мать умерла ещё когда ему и трёх лет не было, отец не вернулся с фронта, а старший брат, бывший в военные годы студентом, пропал без вести. В детстве Осип любил додумывать и говорить, что его старший брат был партизаном и героически погиб во время допроса, унеся с собой в могилу какие–нибудь великие тайны. В самом же деле, могло бы быть и так, но точных сведений о том, что сталось с Виктором Прохоровичем Ветлугиным, не было. После войны Осип попал к тётке в Воронеж, та детей не имела, и за сим была к племяннику весьма радушна, он же в свою очередь помогал чем мог до самой тёткиной смерти в 1968‑м. Тяжёлое детство научило его понимать собственные желания и возможности, лишало прихоти являть миру напускное. Осип Прохорович был в какой–то мере совершенный прагматик, но лишь в той, которая способствовала созданию вокруг условий, соответствующих его настоящим желаниям и возможностям. Было в нем что–то великое, какая–то сила во взгляде. Родился он таким? Сделала его война таким? Нет, скорее ранний этап жизни сделал из него слушателя и наблюдателя, а позднее он уже стал мудрым человеком. Такой человек мог бы стать известной личностью, вождём, лидером мнений, но хотел ли? Видел ли себя счастливым в этой роли?
