Ее руки нежно гладили его голову, горячие поцелуи обжигали ее лицо и губы. Черные длинные и кудрявые волосы запутались в его руках. Дыхание сбивалось в нежных объятиях любимого. Легкая перина проваливалась и тем самым еще сильнее сближала их тела. От счастья кружилась голова.
Шла третья неделя медового месяца. Молодожены были одни в пустой избе. Изба была новая, еще необжитая. Пахло свежим деревом, известью и золотистой глиной. Ее называли в деревне золотухой. Этой почти желтой блестящей глиной обмазывали шесток русской печи. Маленькие ребятишки, бегая возле печи, которая, как правило, стояла в центре русской избы, грызли углы ее углы, обмазанные золотухой. Ох и вкусная она была!
Тихон построил эту избу с отцом к самой свадьбе с Натальей. Отец Тихона Андрей Первушин давно приметил молодую девушку с черными, смоляными и вьющимися волосами. Глаза ее, на удивление всех деревенских жителей, были синие-синие, как цвет того самого озера, которое, по словам старожилов, появилось у них в селе откуда ни возьмись. «Смотришь в глаза Натальи – и тонешь!» – так говорили деревенские парни, глядя в бездонную пропасть. «Ох, если какой парень ей достанется, так и будет тонуть всю жизнь в ее глазах», – повторяли деревенские жители. Женщины и старики за синий цвет глаз прозвали девушку Озерушка.
Тихон Наталью раньше боялся, уж больно она красивая была. А улыбнется – так сразу голова кружится. Боженька и красотой ее наделил, и характером ладным. Красивая фигура, легкая походка, идет по улице, а все головы оборачивают. Она и не гордится, только улыбается всем да приветливо здоровается. Светится вся.
Отец Тихона Андрей Первушин за семейным столом только и говорил об Озерушке.
– Не знаю, куда наш Тихон смотрит. Наталья Вепрева выросла, нам бы ее в невестки. Да сейчас не старые времена, как же скажешь: «Женись»? Может, и не глянется она сыну.
Мать Тихона Федосья поддерживала мужа в разговорах.
– А мне кажется, что сынок наш тоже с любовью на нее смотрит. Не знаю, может, показалось.
Разговоры такие родители и с Тихоном заводили. Тихон все молчал, а сам тоже давно ее заприметил, уж больно красивая она была. Но думал: «Не посмотрит на меня!» Друзьям всегда говорил об этом, когда те намекали ему, что Наталья поглядывает на него.
Сейчас его счастью не было предела. Вот они муж и жена. Тихон и Наталья. Она в сильных его объятьях, а он в любви ее и ласках.
Что же такое любовь? Вечный вопрос. Ответ и прост, и сложен. Но, без сомнения, это безграничное счастье, от которого человек задыхается, поет, даже если нет ни слуха, ни голоса, летает, распахнув крылья, и ждет встречи, как наваждения. Ничего вокруг нет, только эти горящие глаза, божественная улыбка и запах любви и нежности.
Началось все с деревенских гулянок. Однажды сельская молодежь танцы устроила. Плясали под деревенскую гармошку.
Как в любой деревне, был там парень гармонист, без которого не обходилась ни одна гулянка; парень молодой, с открытым славянским лицом и доброй улыбкой, всех веселил и настроение поднимал. Его звали на деревенские праздники, юбилеи и свадьбы. Гармонисты в деревнях были на вес золота. Про них говорили «первый парень на деревне». Гармонь заливалась до самого утра, а гармонисты уходили с вечеринок последними, иногда с гостинцами: то крупы дадут на радость, то сахар, то свежие куриные яйца. Любили гармонистов, уважали, почитали и по-свойски называли деревенского музыканта Васька-гармонист.
И вот развернул Васька-гармонист свою гармошку в кадрили вечерком на лужайке, возле старых тополей, недалеко от здания правления колхоза. Молодежь заплясала, остальные запели. Все веселились. Старики проблемы колхозные решали. Но пришло время, и народ стал расходиться. Молодежь пошла гулять до рассвета, а старики отправились ночь коротать.
Под самый занавес такой веселой деревенской гулянки Наталья в кадрили ногу и подвернула. Плясунья она была, веселая и смешливая. До окончания танцев просидела она на скамейке у местного клуба. Скамейки те приносили деревенские парни для своих девчонок. Тут Тихон к ней и присел. «Молодец! Решился», – думала Наталья.
Разговор завязался сам собой.
– Что, больно? – спросил Тихон
– Больно, очень! – потирая ногу, простонала Наталья.
Но встать Наталья не решалась. Они долго разговаривали о друзьях, погоде, работе в колхозе. Заговорились так, что даже и не заметили, как все разошлись. Пора было и Наталье домой идти. Встала она со скамьи – а идти не может. Больно ноге. Тут Тихон ее и подхватил на руки. Так на руках до дома и донес. Путь не близкий, но любимая девушка была легкой. Нес он ее без устали, даже с радостью. Мать Натальи Пелагея уже за воротами стояла и ждала, никогда дочь ее так долго не задерживалась. Увидела мать, что Тихон Наталью на руках несет, и обомлела, но, прикрыв рот руками, промолчала, не произнесла ни слова. Тихон молча занес Наталью прямо в дом и аккуратно, словно сокровище, положил на кровать. Еще раз посмотрев на предмет своего обожания, он улыбнулся и вышел за дверь. Долго Наталья смотрела в окно сквозь колышущую на сквозняке занавеску и провожала взглядом силуэт парня. Запах Тихона остался на одежде девушки: то ли пряников медовых, то ли парного молока… Сладкий такой!