После того, как на табло появилась надпись «Пристегнуть ремни», пассажиры поняли, что самолет приземляется. Несмотря на увещевания стюардесс, народ внутри самолета оживился. Чувствовалось, что четырехдневное ожидание вылета в аэропорту Владивостока всем надоело, и все поскорее хотят вырваться на свободу и отправиться по домам.
Как только самолет коснулся колесами взлетной полосы и, несмотря на просьбы стюардесс, пассажиры повскакивали со своих мест и лихорадочно начали вынимать с полок вещи и одеваться.
Рулежка самолета еще не прекратилась, а в проходах уже столпились люди, готовые на выход.
Я был очень удивлен такому поведению пассажиров. Чего торопиться? Все равно уже прилетели. Конечно, было понятно это желание людей быстрее добраться до дома. Но, багаж-то все равно раньше не выдадут, пока его не привезут в аэровокзал.
Самолет четверо суток ждал во Владивостоке вылета в Петропавловск Камчатский из-за циклона, бушевавшего над Камчаткой.
Было и так понятно, что все устали, все хотят домой, но чтобы вот так не сдерживать эмоции…. Было даже удивительно мне молодому 22-летнему четвертому механику, едущему на работу в Камчатское морское пароходство.
Мой тесть сказал мне во Владивостоке, что у него в Питере есть троюродная сестра – Мария Филипповна, и что живет она на улице Первомайской. Где эта Первомайская, тесть не знал. Но, только посоветовал, пожав плечами, как бы извиняясь:
– Выйдешь из самолета, спроси. Там все и узнаешь.
Он работал таксистом и его друзья каждый день, во время этой вынужденной задержки, возили меня в аэропорт, по его просьбе бесплатно.
Он мог себя не ограничивать в расходах по оплате этих поездок. Сам он на смене зарабатывал левых больше двадцати пяти рублей. А этих смен выходило у него в месяц то ли семь, то ли восемь, плюс зарплата и премии за перевыполнение плана.
Тесть не бедствовал. Был он участником Отечественной войны, прошедший штрафбат. Хотя о войне и о том, что он там испытал, восемнадцатилетним пацаном, он редко рассказывал. И только в степени «легкого» алкогольного опьянения, он рассказывал мне ужасные истории от которых, волосы на голове вставали дыбом.
Его слово фронтовика, для меня было, как кремень.
Поэтому я особо и не переживал. Название улицы – знал, номер дома – знал. Значит, доберусь. А если я чего-то хочу, я всегда добьюсь этого обязательно.
Поэтому я сидел спокойно в своем кресле, дожидаясь, когда народ освободит проход между креслами и можно будет спокойно, без толкотни, выйти из самолета.
Подали трап к самолету, стюардесса громко предупредила выходящих пассажиров, чтобы все раскрыли паспорта на странице с пропиской и предъявили их встречающим милиционерам.
У меня с собой было только направление на работу. Петропавловской прописки в паспорте еще не было. Когда я выходил из самолета, то милиционер подозрительно посмотрел на меня и спросил:
– Прописки нет?
Я предъявил ему все свои документы, которые находились в моем зеленом паспорте:
– У меня только направление на работу есть, – как бы извиняясь, предъявил я документы милиционеру.
– Молодой специалист, что ли? Ну, давай, давай. Проходи, – и, после этого, миролюбиво добавил, – Специалисты здесь всегда нужны.
Только я вышел на трап, как яркие лучи солнца, почти ослепили меня.
Яркость их была утроена лежащими вокруг взлетного поля сугробами снега. Они ослепляли своей белизной. Непроизвольно пришлось прищуриться, глядя на эту блистающую красоту земли и голубизну неба.
Морозный воздух придал силы и энергии. Я сошел с трапа и вышел на летное поле.
