Москва – великий град,
Столица и глава России,
Ты – третий Рим, или Царьград,
Я описать тебя бессилен.
Уже давно сбежала ты
С семи холмов первоначальных,
Где Кремль, соборы и дворцы,
Где русский дух неисчерпаем!
Ты многих видела, Москва!
Ведь пировал здесь Долгорукий,
Царь Грозный, Петр, Пушкин, Ленин,
Под звуки быстрые мазурки
На балах танцевал Онегин…
Всех перечислю я едва.
Царей к престолу ты вела…
Хранятся прочные архивы
В кремлевских стенах, в Грановитой
Палате и в колоколах.
Не сбились Спасские часы
Перед лицом Армад, их строем!
Была ты городом-героем,
Ключом к спасению России!
Поныне строишься ты вширь!
Разбила в парковых экспромтах,
В развязках прямо к небоскребам
Ты свой невероятный мир.
Москва, Москва, моя любимая столица,
России первый град священный,
Ты и истории страница,
И город лучший современный.
Ты сквозь атаки темных лет
Как мост по времени простерлась,
Москва, даю тебе обет —
Тебя любить, хранить и помнить.
Беззаботно стою на набережной
У вздремнувшей Москва – реки,
Стая уток, весьма вальяжная,
Ловит солнечные блики́.
Заплескав их волнами, катеры,
Уплывают за дальний мост,
И студенческая alma-mater
Ловит шпилем сплетенья звезд.
Времена настают хорошие,
Этот день ни на что не похож,
Только ходит вокруг заросшая
Эталонная молодежь!
Проходящая мимо парочка
В поцелуе зависла вдруг,
Улетает цветная бабочка
С чьих-то ласковых детских рук.
Вдалеке на зеленой лавочке
Лист газеты откинул вниз
То ли чей-то богатый папочка
То ли просто чудной эскиз.
Воздух мая темнеет сахарно,
А я встану на грунт пылить.
Унесенные змеем планерным
Вихри неба готовы взвыть!
Камень, брошенный к солнцу, вни́з летит
И взрывает речную гладь!
Отраженье берез не вырядит,
Но в глазах начинает таять…
Это Жизнь, без концов зависшая,
Над просторами в виражах,
Это музыка, остановившая
Беспощадный секундный шаг!
Дорога пыльная дышать мне не давала,
И солнце, сквозь стекло, прогрело волоса,
Москва не двигалась и выхлопью плевала
Особенно вторая полоса.
Автобус, пассажирами не полон,
Растягивался в свой комбинезон.
Рабочий, в шапочке, задумчив, полусонный
Опять ровняет городской газон.
Теснеются глумливые портреты,
На перекрестках посреди болот.
На них обрушились гуляющие ветры.
И всех куда-то в сторону несет…
Диапазон прикованного взгляда! —
И я не узнаю смешные лица,
Но замечаю – дьявол носит Prada
И с удовольствием гостит в моей столице.
А толпы потерялись в круговерти,
Спешат куда-то – только унесло бы.
Летают в воздухе замотанные черти
И все стихи покрылись сквернословьем.
И голову, как в детстве, байки мутят,
Пройдя насквозь четыре поворота,
Когда-нибудь куда-нибудь прибудет
Шальная мысль моего полета.
Но повторимые и смутные пейзажи
Все не дают вздохнуть прибывшим чувствам,
Увы, они покрылись легкой сажей,
Под хохот все прощающей мне музы.
Наводят мысли к странному раздумью,
И я пропал в одно чужое слово,
Наверное, вы скажете, безумье
Мешать картины города с … любовью.
Но я даю ответ вам ординарный —
Моя ассоциация сглупила.
Ведь глупость полная – судить людские нравы,
Тому, кто сам потомственный чудило.
Когда улиц коснулся зеленый свет,
Полумесяцем мягко отброшенный,
Загрустил в волоките своей человек,
Затерявшийся в нашем обществе.
Человек со своею мечтой о счастье,
Без особенной славы и без беды,
Не считающий нужным сверяться с часом
Городской равнодушной к нему среды.
По знакомой дороге, плащом укрыт,
Проходил он, обескуражен
Неприступным оскалом холодных плит
Занавешенных мглою башен.
И от этого всякий земли холодок
Перед ним неизбежно маячил,
И дорог параллелей электроток
Тротуары ему оттачивал…
В сумерки, добираясь домой,
В ожидании месяца странного,
Все четыре тени за его спиной
Наблюдали за небом Канта.
Никому не враг, никому не друг,
Постигая свое одиночество,
Он стал маленьким силуэтом вьюг
И гештальтом беззвездной ночи.
Сирота-человек брел всегда один
Улицами-паутинками,
И когда он дорогу переходил,
Ощущал себя невидимкою.
Миллионы людей, что брели вместе с ним,
Погружались в свою озабоченность,
А, казалось, город, как солнцем, палим
Неутихающим одиночеством…
Разве кто из них тосковал о нем,
Кто, как градинки поздней осенью,
Ударялись в землю под его каблуком
Своими пустыми позами?
Под высокой тенью чужих домов,
Спрятав руки в непонимание,
Он стал просто маленьким островом
В человеческом океане…
Когда жители, вдруг порываясь с мест,
Открывали оконные лопасти,
Он терял свой шифр: входил в подъезд
Без обыденности и весомости;
Доставал свой ключ, проносил багаж,
В поздний час не встретясь с соседями,
Поднимался в лифте на свой этаж,
И терялся для нас в неизвестности…
Между тем на тропинке, за ним вослед,
Возникала фигура похожая.
На нее тоже падал оливковый цвет,
Долго падал, луною отброшенный.
И она приветливо шла в подъезд…
Ночь над городом вышла исправная.
Одиночество в людях исказило процесс
Сияния и восприятия.
Принимая жизни тлетворный дым,
Каждый в мире находит симфонию.
Человек-невидимка не мог быть другим,
Несмотря на свою агонию.
Маленький остров далек от волн,
И вода тоже очень спокойная,
Лишь раскрытый к морю пустой балкон
