В какой-то момент замечаю, что уже некоторое время живу на этом свете. Вот, это я иду из одной комнаты в другую. Мои ноги, мои руки. Только головы своей не вижу, потому что как раз из нее смотрю на все. Забавно! Для самого себя у меня как бы нет головы.
За то время, что живу, столько хорошего о себе узнал от мамы с папой, а особенно – от дедушки с бабушкой! Глаза у меня красивые – все девчонки мои будут. Еще, я никогда не умру…
В детский сад я не хотел идти потому, что никто меня там не знает, и, чувствовалось, не окажет должного уважения. Так и вышло! С толстяком из группы мы сошлись в рукопашной под лестницей из-за санок. Как толстяка звали, не помню (да он, может, сейчас и сам уже не вспомнит, как его зовут). Мои санки он почему-то посчитал тогда своими.
– Отда-а-ай! – кричал я, пытаясь его оттолкнуть, но он оказался тяжелый. Сдвинуть эту массу не хватало силы. Неприятное открытие! «Масса» сопела, не поддавалась. Чувствовал, как у «массы» зарождается ощущение собственного превосходства… С санками родители потом как-то разобрались.
В другой раз, летом, моя попытка восстановить справедливость обернулась еще большей обидой. В круглом каменном бассейне, где не было воды, я, к своему восторгу, нашел в норке необычного жука с этакими хорошими челюстями! Вероятно, из семейства жужелиц, – нигде больше таких не встречал. Жука посадил в коробочку и понес домой, заранее предвкушая, насколько этот жук добавит мне веса в глазах родителей, а особенно – дедушкой с бабушкой. Да они просто обалдеют, когда увидят, какого жука я поймал!..
Согревшись в лучах славы, то есть, показав жука всем, кому только можно, я его отпустил, а через какое-то время обнаружил, что в моей норке снова завелся такой же жук. Выловил и этого, но норка недолго пустовала – появился следующий. Жуков я кому-то, бывало, и дарил, но чаще отпускал, поскольку ясно же, что с жуком обращаться умение требуется, а дурак его просто замучает – жалко.
Как-то по секрету я открыл тайну про норку в пустом бассейне одному типу, которого считал своим другом тогда. Но, он оказался никакой мне не друг. В ближайшее время сам извлек из норки моего жука и стал им бахвалиться, как своим собственным.
– Так нечестно, понял! – прямо заявил я ему. – Это я тебе показал, где жуки водятся, а ты без меня берешь! Отдай жука! – Я был уверен, что он его затискает, потому что в жуках ничего не смыслит.
– Видали? – показал этот тип на меня пацанам.– Все жуки тут твои что ли?
– А ты своего найди, понял?! А моего нечего брать!
Мне было горько от понимания, что этот гад всем разболтает теперь, где водятся жуки, и любой сможет проверить норку, и жукам там больше не жить. Я кричал, возмущался ему в лицо, однако никому больше не сказал про него худого слова. Он же повел себя иначе. Не придал я значения этому его «Видали?» Принялся настраивать против меня других мальчишек, и кое-кто из них высказался в его поддержку. И тогда я резко ответил тем, кто ему поддакивал, – одному, второму… И как-то получилось так, что число его сторонников росло, а я оказался один против всех, стал изгоем. Каждый теперь не упускал случая сказать мне что-нибудь обидное. Дальше – больше. Могли толкнуть, подставить ножку…
– Эти в садике, они все против меня! – пожаловался я родителям, не выдержав.
– На тебя руку поднимают? – спросил отец. – Дай хорошенько сдачи!
– Чему ты сына учишь?! – возмутилась мама. – Чтобы он со всеми дрался?
– Со всеми не потребуется, – заверил отец. – Одному врежет как следует, другие лезть поостерегутся.
Следующим утром я шел в детский сад как на бой. «Дайте только повод!» – думал. За этим дело не стало. Моя реакция на первый же толчок оказалась бурной. Получили все, кто меня обижал! «Пашу будто подменили!» – рассказывала воспитательница маме, когда она пришла вечером забирать меня из сада.
После этого мои обидчики сменили тактику. Стали надо мной смеяться, шутовски шарахаться в сторону: «Психический!» – однако, руки больше никто не распускал. Постепенно и подколки сошли на нет – отцовский рецепт оказался действенным.
Я гордился, видя, как воспитатели встречают моего отца: не знают, чем угодить. Будто смущаются от того, что такой солидный человек, всегда хорошо одетый, привыкший общаться с важными персонами, пришел к ним в обычный детский сад, как простой смертный. Отец работает в газете, он журналист, он художник! Изготовил для сада шикарный стенд с барельефом Ленина. А Ольга Ивановна нажаловалась отцу, что я осенил себя крестным знаменем. Нет, не от того, что ее увидел – с пацанами кривлялись между собой.
– Вот на кого надо молиться! – папа указывает мне на профиль Ленина на стенде.
Отец считает нужным верить в идеалы. Ими все дышит. Первое мая и седьмое ноября отмечает вся страна. Взрослые после праздничной демонстрации садятся компанией за накрытый стол. Мама испекла свои фирменные беляши и приготовила торт «Наполеон» по бабушкиному рецепту. Я, наевшись вкусностей, обласканный гостями, бегу во двор к шумным пацанам, чтобы шуметь тоже.
Однако замечаю, что авторитетом во дворе пользуется не тот, кто громче кричит, а, например, рослый рыжий Зюзя – Вовка Зиновьев, умеющий высмеять одних и польстить своим вниманием другим.
