Он бежал по последнему пролёту подъёма лестницы, ведущей из сада и «взлетев» на её последние ступени, оказался на бегущей прямо дорожке к родовому дому, который возвышался на холме. Этот длинный подъём, он преодолел бегом, ни на одном из его участков, не остановившись для передышки. Годы тренировок сказывались на этом – его тело стало «пружиной», коя наконец-то достигла срока своего пружинистого прыжка во взрослую, «упругую» жизнь. Этот зачётный, экзамеционный забег, он устроил себе, когда ему, сидевшему в саду у родникового ключа, сообщили новость о прибытии в родовой дом, того, о ком здесь давно ничего не слышали, но не переставали о нём вспоминать, думать и ждать его возвращения изо дня в день… Итак, на протяжении… восьми лет…
«– …восемь лет! Восемь лет минуло как их галеры покинули нас! – Думал он, торопливо шагая по тропе, меж цветущих кустарников, – Восемь лет их где-то носило?! Какие ветра дули им в паруса? Какие пути „замкнули“ их стопы? Отец, пока был здесь, мало что сообщал об этом… Он, вообще, не любил распространяться об их и его путешествиях, предпочитая отмалчиваться. Да-а… Ему, сейчас, и не до рассказов, также, как и не до излишней неги любопытства… То, что они задумали с Гасдурбалом, съедает всё его время и внимание, не говоря уже об оставшихся силах. Хотя, отец крепок, как и прежде!.. Но, теперь, их двое, всё же легче, чем раньше…»
Он проходил мимо высоких кустов жасмина, за которыми была большая беседка, часто используемая семьёй под столовую. Обилие цветов и запахов, только способствовало, появлению здорового, усиленного свежим воздухом, аппетита. Именно, из неё, можно было наблюдать прелести вечерней зари. Что он и делал, последнее время (оставшись в доме с сёстрами и ставшими родными домочадцами-прислугой, кои жили здесь со своими семьями), скучая, в когда-то многолюдном, принимающих массу гостей, доме. Теперь, сидя и ужиная, здесь, он предавался воспоминаниям о временах прошлых и ушедших… Ушедших за зыбкость ретуши песков времени. Он прибавил шаг и достигнув беседки, даже, не взглянул в её сторону, торопясь к дому…
– Ганнибал! Я, здесь! – внезапно услышал он оклик из беседки.
Этот, до боли знакомый голос, о котором думал совсем недавно, в мгновения, своего быстрого подъёма по лестнице, заставил его замереть на месте и повернуть голову на его обладателя.
– …я решил немного подышать родными запахами сада! И, заодно, зная, что ты где-то в саду, поговорить с тобой наедине, именно, в этом месте! – Закончил свои слова, окликнувший его.
– Дядя Карталон! – Ганнибал приближался к нему с широко открытыми глазами, – Как, ты, изменился?!
Его взгляд, уставился на давно ожидаемого гостя. Тот улыбался и Ганнибал, невольно, проводил итог всех тех изменений, кои уже выхватил его взгляд. На него смотрел человек с седой бородой, в округлой шапке с опушкой из какого-то меха, принадлежащему неизвестному для Ганнибала зверьку. На вид, прибывшему в дом, было около шестидесяти лет, но фигура его была ещё моложавой и, поэтому, подтянутой. Карталон встал и шагнул навстречу племяннику, одной рукой обнимая его, другой подавая ему чашу с налитым вином.
