Стояла ночь, тихая, звездная. Луна, глядящая в окно, напоминала кусок сыра. Тот самый, что лежал сейчас в дорожном мешке под головой Репкина. Помимо сыра там имелись изрядно подсохший каравай, две головки лука и морковь. Последняя была столь огромна, что лежать на ней было неудобно, и Репкин, прикопав мешок поглубже в сено, вздохнул. Хотелось бы запасти мяса, но увы, дед с бабкой мяса не ели. Это стало второй причиной, по которой он решил пуститься в бега.
Первая была посерьезней, и с ней Репкин за прожитые годы так и не смирился. «Ну ничего, – сказал он себе, – сейчас немного вздремну и перед рассветом двину отсюда, только меня и видели». Он повернулся на бок, закрыл глаза и провалился в сон – усталый организм отключился в одно мгновение.
– Репкины, подъем! – разбудил его зычный голос деда. Голосом дед не ограничился, принялся колотить палкой по металлическому тазу, висящему на заднем дворе. – На прополку становись!
«Опять не успел, – тоскливо подумал Репкин и пополз к лестнице, ведущей вниз. Спросонья промахнулся ногой мимо перекладины и брякнулся на кучу соломы, подстеленной специально для этой цели.
«Надо бы добавить, – подумал он, потирая ушибленный бок. От частых приземлений солома слегка слежалась. – Так, стоп, – одернул он себя, – какое «добавить»? Я ведь ухожу». И поморщился, осознав, что повторяется.
– Явился, – мрачно поприветствовал его дед, переложив палку из одной руки в другую. – Встань в строй!
Наверху шеста, возле которого он стоял, развевался зеленый флаг с желтой заплатой посередине, которая должна была по задумке деда изображать путь к светлому будущему – гигантской репе, которую тот мечтал вырастить, чтобы вознести свою фамилию до небес. Пока до небес возносился только флаг, а репа, как назло, урождалась мелкая и страшненькая, не реагируя ни на удобрения, ни на рыхления, ни на заклинания из сборника «Волшебная тяпка». Остальные овощи перли как не в себя, и дед не терял надежды, выпуская домашних с огорода только чтобы поесть, поспать и справить нужду.
Оттеснив сестру Фёклу, Репкин втиснулся между ней и бабкой и под суровым дедовым взглядом застыл по стойке смирно.
– Итак, домочадцы, поприветствуем новый день! – рявкнул глава семьи. – Запе-вай!
Повторяя за остальными слова семейного гимна, Репкин внезапно вспомнил о тех далеких временах, когда все было просто и легко – овощи в огороде росли сами собой, бабка занималась кухней, сестра – куклами, а с дедом можно было ходить на рыбалку и даже иногда на охоту. Теперь ружье продано, от былой свободы нет и следа, а виноват во всем заезжий геолог. Ну что ему стоило пройти мимо?
Репкин помнил тот день смутно, по причине малолетства детали в памяти не отложились. Зато запомнилась широкая мозолистая ладонь и фраза «Здаров, мелкий! Как звать?» Потом этой самой ладонью геолог яростно рубил воздух, рассказывая за столом о своих приключениях. Старики ахали, смотрели с восторгом, а крошечная сестренка весело смеялась.
Вот тогда, за ужином, дед и заразился идеей прославиться в веках. «С такой фамилией надо репу выращивать, а не огурцы с помидорами. Ого-го будет репа!» – ляпнул геолог, и жизнь семьи перевернулась с ног на голову. Огородные работы стали главным занятием, даже от скотины дед избавился, чтобы не отвлекала. На вырученные деньги нанял колдуна-селекционера, но то ли тот оказался с браком, то ли на земле и впрямь лежало проклятье, но никакой великой репы, несмотря на усилия, не уродилось.
Выгнав колдуна, дед приступил к покорению вершины собственноручно, точнее – руками домочадцев, коим теперь и полагалось, проникшись идеей, бежать вперед, уподобившись ломовым лошадям.
И чем больше времени проходило, тем чаще Репкина-младшего посещала мысль о побеге. «Сдохну я тут, – думал он каждый вечер, забираясь на сеновал, – как есть сдохну, если не уйду. Нет, ну а что, если тот геолог мог вот так запросто бродить по белу свету, значит, и я смогу. Чего сложного?»
За пределами забора, отделяющего огород от внешнего мира, Репкин не был очень давно. Вдалеке виднелась темная полоска леса, до нее нужно было пройти лугом – зеленая гладь травы колыхалась на ветру, звенела цикадами. Казалось, перелезь через ограду – и вперед, но что-то всякий раз останавливало. Днем не было времени, ночью – сил.
Допев последний куплет, Репкин выслушал напутственную речь деда, призванную вдохновить на трудовые подвиги, и отправился полоть делянку №9, к которой был прикреплен.
«Сбегу! Сегодня обязательно! – сказал он себе, яростно выдирая бурьян. – Спать не буду ложиться и сбегу!»
Эта мысль придала сил, и привычная усталость нехотя отступила.
– Молодец, – похвалил дед, когда Репкин закончил прополку. – После завтрака займешься огурцами.
Время до вечера тянулось бесконечно. Усталость накапливалась. Чувствуя, что история снова может повториться, Репкин бодрился как мог – после ужина пробежался вокруг участка под предлогом проверки всходов, получил за это одобрение, лейку и приказ полить делянку сестры, «раз уж силы девать некуда».
На сеновал притащился без ног. Рухнул и уснул бы тут же, но зловредная морковь, об которую треснулась голова, прогнала сон. «Ну уж нет! Хватит! – мысленно воскликнул Репкин. – Доколе мой свободный дух будет заперт на проклятущем огороде?!»
