Автоматная очередь и предсмертный крик мотоциклиста раздались почти одновременно и настолько неожиданно, что Громов не сразу понял, что, собственно, произошло. Только что они свернули с проселочной дороги, и сидящий за рулем ефрейтор, уже хорошо знавший дорогу к штабному доту, не сбавляя скорости, начал петлять, проскакивая от поляны к поляне, ловко лавируя при этом между каменными глыбами, пробивающимися сквозь чистый зеленый ковер, словно ростки далеких гор.
Места здесь были изумительные, а фронт, как ему сказали, – километров за тридцать от Днестра. И на какое-то время Громов позволил себе забыть о нем, о войне, о предупреждении офицера контрразведки, что на их направлении, к Днестру, во втором эшелоне подходит отборный полк «Бранденбург», специализирующийся на десантах в тыл противника, диверсиях, уничтожении штабов, а главное – на вскрытии обороны укрепрайонов.
Обо всем этом лейтенант Андрей Громов забыл лишь на несколько минут. Просто его вдруг опьяняюще поразила тишина светлого лиственного леса, очаровали величественные кроны деревьев, нетронутая, немыслимо зеленая чистота полян и библейская первородность ручья…
Он почему-то решил, что лично для него война начнется с того момента, когда примет командование дотом, а посему действительно позволил себе на какое-то время забыться. Вот только война тотчас же наказала его за эту беспечность… Впрочем, так оно по законам военного времени и должно было произойти.
…И все же он не мог не то чтобы понять, а смириться с тем, что ни водитель, ни он, ни сидевший на заднем сиденье сержант-связист так и не заметили каких-либо признаков засады, не ощутили опасности. Что ж это за слепота-беспечность такая, Господи?! Как же при таком отсутствии интуиции все мы собираемся воевать?
Съехав на склон оврага, мотоцикл налетел на валун, и по-настоящему Громов пришел в себя, только поняв, что машина переворачивается. А еще он помнил, что в последний момент сумел оттолкнуться ногами от коляски и, пытаясь проделать нечто напоминающее сальто-мортале, отпрыгнул назад, чтобы не оказаться под мотоциклом.
И хотя в этом немыслимом пируэте он и водитель перекувыркнулись друг через друга, все же мотоцикл не задел его колесами, а, пролетев мимо, застрял мет-рах в трех ниже по склону, между двумя валунами.
– Сержант, жив?! – сразу же окликнул Громов, хватаясь за автомат ефрейтора. Сорвавшись с плеча водителя, этот автомат саданул Андрея диском по голове, зато теперь оказался рядышком, на расстоянии вытянутой руки, за несколько метров от своего погибшего хозяина.
– Жив! – хрипло отозвался сержант откуда-то из-за изгиба оврага.
– Значит, держаться! – яростно прокричал Андрей, понимая, что от того, продержится ли сержант хотя бы несколько минут, будет зависеть и его жизнь. – Держаться, понял?!
– Да понял, понял… – без особого энтузиазма прохрипел сержант, словно лейтенант предлагал ему что-то не очень приемлемое. – Но только не держаться, а драпать сейчас надо.
– Лежать! Скосят.
В ту же минуту на гребне оврага появилось несколько фигур в зеленых маскхалатах. Андрей тотчас же прошелся по ним длинной очередью и откатился поближе к изгибу, за которым лежал сержант. В ответ тоже ударили двумя-тремя очередями, но короткими и тявкающе несмелыми.
«За офицера штаба меня приняли, – понял Громов. – А штабист им как раз и нужен. Живым, конечно». Если так все и есть, через минуту-другую десантники бросятся к нему, к мотоциклу, и тогда им с сержантом не продержаться. Знать бы, сколько их там? Впрочем, запасного диска у него все равно нет. А с пистолетом не повоюешь.
Прислушался: из-за поворота донеслось два выстрела – заработал карабин сержанта, сообразил Анд-рей. Уже легче. Хотя бы потому, что драп отменяется. А если бы удалось перебраться к нему, было бы совсем хорошо.
Стараясь не выдавать себя, Громов приготовился к броску, но в это время за дальним валуном вдруг мелькнула фигура десантника.
«Началось, подбираются!» – ударив короткой очередью по десантнику, лейтенант послал затем пару пуль по баку мотоцикла.
Десантник явно рвался к машине, надеясь найти там бумаги, а главное, поскорее очутиться за спиной русского офицера. Как назло, мотоцикл не загорелся, а тратить на него патроны Андрей больше не мог.
Высунувшись из-за камня, он попытался охватить взглядом и гребень оврага, и валун, за которым подозрительно притих немец, и перевернутый мотоцикл… Ситуация оставалась неясной: сколько здесь германцев-десантников, где остальные и почему медлят? Но, может, потому и медлят, что обстреляны и знают законы войны. Он, конечно, понимал, что боевое крещение придется принимать очень скоро, но не думал, что оно произойдет столь внезапно и при таком раскладе сил.
