Студент Наташин встал в это утро в состоянии необыкновенного подъема духа и избытка сил.
«Вот что значит быть здоровым, совсем, совсем здоровым», – думалось ему во время умывания при виде крепких, мускулистых рук, – «экое подумаешь дивное состояние! Так бы куда-нибудь и помчался».
Насвистывая модный вальс, он надевал прекрасно выглаженную рубашку с непомерно высоким, подпиравшим подбородок воротником, щегольскую тужурку с вензелевым погоном путейца и такие нежно голубые панталоны со штрипками, которым мог позавидовать любой жандармский поручик. Одевшись, Наташин позвонил: вошла горничная меблированных комнат молодая, бледнолицая девушка в темном платье, белом переднике и с накрахмаленной наколкой в виде кокетливой башенки на голове.
– Катя, если кто меня будет спрашивать, меня не будет дома весь день. А вот эту записку передайте белобрысому… знаете белобрысого?
– Знаю-с! Кончиками губ усмехнулась горничная.
«И Катя сегодня какая-то эффектная, праздничная! Чёрт возьми, вот и солнце. И как должно быть хорошо на Невском».
Наташин отдал записку, вышел в коридор, Катя подала ему пальто. Он постоял с минуту перед зеркалом, любуясь на свою высокую, молодцеватую, с закрученными черными усиками фигуру и, степенно спускаясь по лестнице, вышел на улицу.
Невский был весь в серебре, выпавшего за ночь и освещённого солнцем снега. Весело с глухим рокотом, поблескивая наверху в проволоке голубыми молниями, проносились вагоны трамвая, круто вздымая снежную пыль, мчались собственные сани. Толпившиеся на тротуарах петербуржцы были неузнаваемы: чем-то свежим, веселым веяло от их зарумянившихся лиц.
Наташин медленно выступал по солнечной стороне Невского, приятно щурясь, вдыхая полной грудью чистый морозный воздух. Не доставало женского общества, но навстречу ежеминутно попадалось такое множество хорошеньких, зарумяненных, морозом личиков, выглядывавших из под шляп и меховых шапок, что Наташин, как бы считая их всех своими хорошими знакомыми невольно улыбался им и прищуривал один глаз. И вдруг, действительно одна показалась ему очень знакомой или по крайней мере поразительно похожей на Любочку Иллинскую, курсистку, подругу бывшего товарища его по гимназии Волнова.
«Она или не она, – думал Наташин, когда уже прошел мимо девушки, – готов побиться об заклад, что это Любочка, но почему на ней эта шикарная кофта, меховая шапочка, боа! Чёрт знает, что такое!»
Он перешёл Полицейский мост[1] и повернул к Лейнеру. Ресторан был набит публикой, за буфетом стояла кучка людей, зашедших выпить и закусить на скорую руку. Лакеи в зеленых передниках бегали от столиков, куда-то за буфетную стойку и возвращались с блюдами горячих кушаний. Наташин сел к столику, заказал себе завтрак, все думая о недавней встрече. Когда-то он был влюблён в эту Любочку и искал взаимности, но девушка была очень строга и серьёзна и как-то на одном из студенческих балов откровенно заявила ему, что он не герой её романа. Героем был Алексей Волнов, студент университета, мрачный сосредоточенный человек и притом партийный. У него в комнате постоянно были сборища рабочих, и сам он посещал какие-то сборища.
Конец ознакомительного фрагмента.
