Читать онлайн полностью бесплатно Розамунд Лаптон - Разгадай мою смерть

Разгадай мою смерть

Ничто не может разорвать связь между сестрами…Беатрис Хемминг, тяжело переживающая смерть младшей сестры Тесс, не верит, что та совершила самоубийство.

Книга издана в 2014 году.

Rosamund Lupton

SISTER


Печатается с разрешения автора и литературных агентств Curtis Brown UK и The Van Lear Agency.


© Rosamund Lupton, 2010

© Школа перевода В. Баканова, 2011

© Издание на русском языке AST Publishers, 2014


Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.


* * *

Посвящается моим родителям,

Киту и Джейн Орд-Полетт,

за их неизменный дар вдохновлять


А также моему мужу Мартину, с любовью

Где еще видели вы такую преданную дочь, нежную сестру, такого верного друга?[1]

Джейн Остен. «Эмма»

Цветы погибли, встретившись с зимой,

А сущность их сохранена живой[2].

Уильям Шекспир. Сонет V

Глава 1

Воскресенье, вечер

Милая моя Тесс!

Я отдала бы все на свете, лишь бы оказаться рядом с тобой прямо сейчас, в эту минуту, лишь бы держать тебя за руку, смотреть в глаза, слышать твой голос. Разве можно сравнивать чувственные ощущения – работу зрительных нервов и осязательных рецепторов, вибрацию звуковых волн в ухе – с перепиской? Но мы привыкли общаться на бумаге, верно? Еще с того времени, когда меня отправили в частную школу и нам пришлось заменить игры, смех и доверительный шепот письмами друг к другу. Не помню, о чем писала тебе в первом письме; помню только, что сделала из него пазл, дабы оно не попалось на глаза старшей воспитательнице. (Кстати, я угадала правильно: детская любовь к складыванию картинок давно умерла в ее сердце.) Зато я слово в слово помню ответ семилетней сестренки на мою тоску, разрезанную зигзагами. Невидимые чернила из лимонного сока, которыми ты воспользовалась, проступили на бумаге только при свете фонарика. С тех пор доброта навсегда связана для меня с запахом лимона.

Журналистам понравилась бы эта история. Нас изобразили бы маленькими заговорщицами, подчеркнув, как близки мы были с самого детства. Сейчас они стоят перед твоим домом – съемочные группы с камерами, звукооператоры, осветители. Потные лица, испачканные куртки, черные змейки проводов струятся по лестнице и путаются в ограде. Понимаю, все это пустяки, но можно ли иначе описать происходящее? Не знаю точно, как ты отнесешься к тому, что в некотором роде стала знаменитостью, – пожалуй, найдешь этот факт забавным. Забавным и нелепым. Лично я оцениваю его исключительно как нелепый, но ведь мое чувство юмора всегда отличалось от твоего, правда?


– Тебя выгнали с урока, это не шутки! – негодую я. – В следующий раз вообще исключат из школы, а маме и без того хватает забот!

Учительница застукала тебя, когда ты тайком пронесла в школу любимого кролика. Я играю роль образцовой старшей сестры.

– Пчелка Би, ну разве это не забавно? – отвечаешь ты, кусая губы, чтобы не рассмеяться. Ты словно бутылка газировки, из которой на поверхность рвутся пузырьки искристых смешинок.


Воспоминание о твоем смехе придает мне мужества, и я подхожу к окну. Узнаю журналиста одного из спутниковых новостных каналов. Я привыкла видеть его лицо в плоском изображении на экране плазменного телевизора у себя дома в Нью-Йорке, а сейчас он стоит живьем, в трехмерном объеме, на Чепстоу-роуд и глядит прямо на меня через окно первого этажа. Я испытываю непроизвольное желание выключить телевизор; вместо этого задергиваю шторы.

Однако теперь, когда репортеров не видно, мне только хуже. Их осветительные лампы прожигают ткань штор, голоса и шум назойливо ломятся в окна и стены. Чужое присутствие давит тяжестью, бульдозером пробивает дорогу в твою гостиную. Неудивительно, что прессу так называют: если ситуация затянется, я просто задохнусь под этим прессом. Ладно, согласна: я чересчур драматизирую. Вот ты наверняка вышла бы на улицу и предложила им кофе. А я – сама знаешь – легко раздражаюсь и болезненно чувствительна в отношении личного пространства. Пойду-ка лучше на кухню и постараюсь взять себя в руки.

Здесь как-то спокойнее, тишина дает возможность подумать. Странно, что теперь я нахожу удивительными самые пустячные мелочи. К примеру, во вчерашней газете напечатали статью о наших с тобой тесных сестринских узах, но при этом даже не упомянули о разнице в возрасте. Может быть, раз мы уже взрослые, она не имеет значения, хотя в детстве казалась просто огромной. «Пять лет – это много?..» – с легким вопросительным оттенком говорили те, кто нас не знал. А мы обе сразу вспоминали Лео и брешь, которая осталась после его смерти. Наверное, точнее было бы назвать нашу боль чувством утраты, только мы никогда не произносили этого вслух, да?

Снаружи, за задней дверью, журналистка разговаривает по мобильному телефону. Скорее всего диктует репортаж. Внезапно я слышу собственное имя: Арабелла Беатрис Хемминг. Мама как-то сказала, что меня сроду не называли Арабеллой. Получается, уже с младенчества было ясно, что я не имею ничего общего с этим именем. Безупречно выписанное черной тушью, украшенное вензелями, оно предназначено для милой девчушки, которую ласково зовут Беллой, Беллз или Белль – да мало ли красивых вариаций. Я же с первых дней была только Беатрис, простой и строгой, в формате стандартного шрифта «Таймс нью роман», без всяких там украшений и спрятанных внутри прелестных образов. Отец выбрал имя Арабелла еще до моего рождения. Должно быть, реальность его разочаровала.



Ваши рекомендации