Выспавшееся озеро пребывало в наипрекраснейшем расположении духа. Это сразу бросалось в глаза. Когда-то ему даровалось спокойствие в виде названия Тихое, что сейчас абсолютно не мешало водице метаться между утопить скучное небо и убежать куда-нибудь далеко-далеко. Взмокшая осока из последних сил бережно скрадывала несносные порывы. О том, чтобы кануть в утреннюю негу, ядовито зелёной траве оставалось только мечтать. По велению любопытства нагрянула пёстрая зарянка и, подхватив настроение шалить, умчалась с полным клювом обратно в лес. А тот, покорно сложив листья, стоял в предвкушении, боясь шелохнуться. Вот-вот начнётся. Скорее бы уже.
В густых кронах желтели флейтистки-иволги. Семейство вьюрковых, давясь нетерпением, прыгало по тропинкам, готовясь в любой момент перейти к трели. Невзрачная кукушка, и та была тут как тут. Помня про данное обещание не встревать, как бы сильно этого ни хотелось, она в поисках иного развлечения неоднозначно поглядывала на чужие гнёзда. Хор в полном составе, зрители на месте, только белобрюхой солистки не хватает.
– Да вот же она!
Зарянка, известная широкой публике как малиновка, опустилась на отполированную солнцем ветку и, всё так же не раскрывая клюва, обвела собравшихся хитрым взглядом. Запрокинула рыжую шею, легонько похлопала по серым бокам крыльями. Маленькое пёрышко, нежданно отделившись от хозяйки, на секунду беспомощно зависло в пространстве. И до этого никому не было дела. Всеобщее внимание утекло к главной вокалистке, сосредоточившись преимущественно у её клюва. Источая громоздкую царственность, птичка-невеличка таки помиловала собравшихся. Волшебная трель затопила лес до самого последнего листика, что скрючившись на сухом обрубке, искал свою Лету. Хористы искусно вплетали в мелодию свои голоса, забираясь с головой под музыкальное полотно. Пока кукушка изнемогала от желания подкинуть личные нотки в стороннюю композицию, зарянка умолкла, чтобы дать рождение второму куплету. Где-то внизу хрустнула ветка. Солистка вздрогнула, поправила хладнокровие дивы, и магия звуков рассыпалась вокруг. Дождавшись своей партии, иволги разинули рты.
– Апчхи!
Серое пёрышко, отвергнутое крупной ноздрёй, подпрыгнуло вверх, но попытки вскарабкаться по воздуху снова не увенчались успехом. Вместо кутавшего листву флейтового свиста иволг с веток закапало дребезжащее мяуканье. Семейство вьюрковых, подпрыгивая на тонких кривых лапках, пустилось в бега. Подхватив обет молчания, кукушка ретировалась в неизвестном направлении. Оказавшись в сольном положении, зарянка-малиновка продолжила тянуть песнь, однако последние крохи настроения шалить смело очередным:
–Апчхи!
– Будь! – скорее приказал, чем пожелал плотный мужчина в ярко-синей куртке.
– Буду, – согласился обладатель крупных ноздрей, поправляя соскочившие очки. – Буду, если государство обеспечит бу-бу-АПЧХИ!-будемым.
Малахитовые кроны снова вздрогнули. Главная хористка улетела, куда испуганные глаза глядят. Лес с подозрением внимал чудаковатой компании. Как будто в обжитую многими годами одиночеством комнату вдруг постучали….
– Апчхи!
Уже трижды….
– Будь здоров! – произнёс с раздражением женский голос, словно лично ему никакой радости от благополучия чихающего. – Простыл? – вопрос обязан был смягчить предыдущую фразу на вроде напыщенного зефира, подданного к крепкому чаю.
– Не планировал, – после серьёзных раздумий ответствовал мужчина, шмыгнув крупными ноздрями.
Узкая ладонь примкнула ко лбу, пробуравленному временем и думами.
– Ты вспотел, – констатировал женский голос. – Дома примем меры.
– Вспотеешь тут, – буркнул хозяин ярко-синей куртки, памятуя о протоптанных лесных километрах.
Глядя на свои теперь уже и не такие оранжевые ботинки, за кои его только сегодня не упрекнул лишь слабовидящий, плотный мужчина хотел было ещё что-то сказать, но тут же осёкся. Рассуждать вслух на столь физиологические темы как потоотделение может позволить себе лишь чета Лосевых: Игнат Лукич и Ульяна Львовна. У них на то и образование соответствующее есть – столичный мед, и подобные беседы ни коим образом не оскверняют их профессию. Впрочем изгваздать должность судмедэксперта одними словесами – занятие пустое, бесперспективное. Когда ежедневно по локти в человеческом нутре…. Плотный мужчина сморщился, пеняя себе на богатое воображение.
Супруги Лосевы – Игнат Лукич и Ульяна Львовна, со школьной поры всё делали вместе: вместе отправились с аттестатом под мышкой искать образования в большом городе, вместе вернулись с алыми дипломами наперевес трудоустраиваться на малую родину, вместе ездили отдыхать на озеро Тихое, вместе пошли в ЗАГС. Никто и не помнит их поодиночке. Да и маловероятно, чтобы кому-то взбрело в голову раскладывать чету на части. Лосевы – это ж как стол и стул, сахар и ложка, ключ и замок. Можно, конечно, сосуществовать и по отдельности, но выходит не так ладно, как вместе. Вот и сейчас чета Лосевых сморкалась вместе, хотя изначально чих, минуя Ульяну Львовну, напал на Игната Лукича. То ли за сию сплоченность, а, может, традиции ради, супругов прозвали Лил и Лул. Все же непременно обрастают вторыми именами, иначе – кличками. Во имя независимости от родителей. Мол, дома да, я Игнаша, Ига, в особо тяжких случаях Игнат, а тут мне не там, здесь я Лил, хочу я того или нет. Вот Лосев совсем не хотел. Но его, как и его жену, друзья-товарищи-коллеги об этом не спрашивали. Однажды собрали первые буквы фамилии-имени-отчества и постановили, быть тебе Лилом, а супружнице твоей – Лулой. Ни лось с лосихой, ни очкарики, ни даже скумбрия, на которую каждый из супругов походил с поразительной точностью, нацепи ей на фас оправу, ничему не удалось выступить достойной заменой выданным прозвищам. Как прижилось, так и не отрывается.
