Перед конечной остановкой поезда, в купе остались двое пожилых женщин. Одна рыжеволосая, курносая, с многочисленными веснушками на круглом, курносом лице, другая худощавая, с большим носом, тонкими губами и водянистыми, навыкате, глазами на смуглом лице, отдававшим желтизной. Жёские, тёмные волосы коротко подстрижены, но грубый волос не укладывался в нужную форму, торчал ежистым настилом.
Почти приехали, Валентина Ивановна, – облегчённо вздохнула рыжеволосая соседка, всматриваясь в мелькающие, привокзальные постройки,
«Кто нас будет встречать?»
«Меня обещала встретить дочь с скороспелым мужем!»
«Что так не лестно о зяте?»
«От безысходности моя Ирма за него вышла. Обстоятельства заставили, Лия Николаевна. Вот продукты дочери везу, голодает она, а ей кушать хорошо надо. Беременна она!»
«Бывает, – посочувствовала Лия Николаевна, – только сейчас, вроде, с продуктами не плохо, от чего голодает?»
«Мужик непутёвый попался, плохо зарабатывает!»
«Бывает, – опять протянула рыжеволосая, – скороспелый брак, значит, вынужденный, бывает!»
«А Вас кто встречает?»
«Никто, одна я, как перст на белом свете. «Чёрной вдовой», прозвали. Примета на лбу, видишь?, —
– Лия Николаевна приблизила покатый лоб к водянистым глазам соседки по купе,
– С самой верхушки середины лба острый клин волосяного покрова начинается. Клин на лбу – вдовий знак!»
«Такого не слышала!».
«Знаков судьбы много всех не упомнишь, не запомнишь, пока не сбудутся»
«Ох, -тяжело выдохнула соседка, – заберу дочь к себе, дома родит, воспитаем!»
«Выходит, Ирмочка Ваша подкидыша муженьку приподносит!», -засмеялась Лия Николаевна. Вспыхнувший румянец покрыл желтизну щёк попутчицы. На смуглом лице выступила испарина.
«Чего ты выдумала. С первого раза ребёнок получился!»
«Бывает!», -Задорно согласилась Лия Николаевна.
Поезд остановился.. Шум вокзальной суеты ворвался через открытые, проводником, двери вагона.
В окно заглянуло улыбчивое лицо мужчины и продолговатое, бледное лицо молодой женщины. «Мои, – удовлетворённо гикнула Валентина Ивановна, —
Дочь совсем худая. Извёл, мерзавец!»
В купе быстро вошёл плотный, добродушный мужчина с чисто русской, открытой улыбкой. Валентину Ивановну, словно, Подменили. Она расцеловала зятя в обе щёки, потом, Со слезами на глазах, запричитала, обнимая дочь: «Господи, до чего же ты исхудала! Не зря я еду привезла! Все эти сумки с продуктами!» Она бросила быстрый взгляд на Лию Николаевну, подчёркивая несчастье своей дочери.
«Зачем Вы столько везли? У нас всё есть!», – взмахнул руками зять, выгребая с полок ношу Тёщи. Егор!» -Удивлённо воскликнула Лия Николаевна, -Так это твоя тёща, сосед!»
Знакомство в поездах, не редко, вызывает исповедь излияния жизненных неудач к временному спутнику, который выйдет на своей остановке и забудет про выложенные ему откровения, ибо, обычно, люди больше не встречаются, а на душе облегчение. Произошло исключение из правил! Исповедь Валентины Ивановны слушала соседка зятя. Бывает же такое! У Валентины Ивановны отвисла челюсть. Водянистые глаза потемнели от неожиданности. Она рассчитывала пустить слух о неудачном замужестве дочери и плохом, непригодном для семьи зяте, надеясь, в маленьком городке, как в деревне, сплетня обойдёт каждый дом, развод дочери будет оправдан, а тут такое, не предусмотренное, обстоятельство! Лия Николаевна весело кашлянула. Эпизод позабавил её. Егор радушно приобнял соседку. «Привет, тётя Лия! Я и вам помогу выгрузиться!» Быстро и ловко парень вынес поклажу обеих спутниц на перрон, погрузил в машину, предложил место и соседке. По дороге, он шутил, переговаривался о новостях с Лией Николаевной. Мать и дочь ехали молча.
Егор делал вид, что не придаёт значения холодной отчуждённости тёщи, остановил машину у калитки своего дома. Настороженным взглядом проводил, демонстративно, вышедшую тёщу, помог соседке донести багаж, и, только тогда, занёс многочисленную поклажу Валентины Ивановны. Тёща фыркнула, как рассерженная кошка:
«Лучше бы я сама внесла вещи! С таким зятем и продукты, поди, испортились!»
«Зачем Вы их везли, у нас всё есть!»
«Не вешай лапшу на уши! Голодуете вы тут!»
«Что за чушь? Скажи, Ирмушка!» «Мамочка права! Спасибо ей, я так соскучилась по вкусненькому!«Егор так и сел на рядом стоящий стул. С приездом тёщи, жизнь молодых пошла на перекосяк.
Тёще в зяте не правилось всё, как ходит, как говорит, как сидит, как общается с женой и людьми, как неразворотлив в домашних делах, как мало получает, как нерасторопен, как ест, как спит. Придиралась к слову, к поступкам, к высказываниям, к тону голоса, к мимолётно брошенным словам. Казалось, она занята только тем, что выискивает причину к чему бы придраться.
Ирма не отходила от матери, во всём ей потакала, обсуждала с ней поступки мужа, жаловалась на его малую зарплату. Ирма, натужно, выпячивала перед соседями, округлившийся животик, старалась вызвать к себе жалость. Когда мух уходил на работу, они с матерью шли в магазин. Ирма хватала из рук матери, таскала тяжёлые сумки, из магазина, что нагружала мать. Соседи шептались, то ли муж не жалеет жену, то ли жена беременность сбросить хочет. Из-за этой паказухи, постоянно, Егор ссорился с женой. Валентина Ивановна специально, выбирала время для покупок, когда Егор уходил на работу. Встречным и соседям сетовала на жестокого зятя, мол, беременной жене приходится таскать продукты, а у мужа машина в гараже, а он «ухом не ведёт! Несчастной дочери так не повезло с мужем»
