Как известно, родителей не выбирают. У всех они разные – кому-то везет больше, кому-то меньше, и обсуждать здесь нечего. Но пока живешь, набираешь свой собственный опыт, постоянно возвращаешься к вечной теме отцов и детей, все обдумываешь и постепенно начинаешь понимать, что твои успехи (если они есть) – это, как правило, в значительной мере заслуга родителей. Мне в этом смысле действительно повезло и с отцом и мамой, да и с нашим (в первую очередь – их, конечно) окружением. Отец у меня был по-своему выдающейся личностью, хотя особых наград не имел, заметных постов и должностей не занимал. Он умер почти пятнадцать лет назад, в 1990 году, когда ему было шестьдесят пять. Это и тогда не считалось солидным возрастом, а сейчас, для сферы науки, например, где я тружусь, – самый расцвет сил. К тому времени отец уже был на пенсии пять лет, постепенно восстанавливаясь после трех инфарктов, которые произошли в течение полугода после того, как ему исполнилось шестьдесят. На пенсию он ушел из мастерских при крупном научном институте в нашем небольшом наукограде. Я хорошо помню в общем-то двойное потрясение от его смерти и похорон. С одной стороны – острое ощущение потери, как если бы неожиданно остался на сильном холодном ветру, а всякое прикрытие от этого ветра исчезло, и теперь сам, без всякой помощи и советов должен всему этому противостоять, более того – прикрывать собой других, за кого волею судьбы с этого момента отвечаешь в полной мере. Другое потрясение было хорошим. На похороны простого вроде бы слесаря-лекальщика пришло очень много друзей отца и уважаемых в нашем городе людей. Для меня это было совершенно неожиданно – я всех связей отца по работе, конечно, не знал, как и не знал, с кем и как он дружил. Это было похоже на неожиданный последний и очень сильный урок со стороны отца своим собственным примером – если жить правильно, то люди это всегда понимают верно и очень ценят.
Сейчас, конечно, уже многое у меня в голове уложилось, я, как мне кажется, начинаю понимать его жизнь, то, что он хотел сделать в жизни, чего достиг, а что осталось несделанным. Чаще всего вспоминаются его рассказы о войне, о работе, о том, как он учился в техникуме, конечно, о его родителях. Рассказы эти стали появляться не сразу. Когда я учился в школе, их, как мне кажется, особенно и не было, хотя, не исключаю, что я мог просто их не очень-то и запоминать. А вот позже, уже когда я учился в университете и в аспирантуре и приезжал к родителям, у нас часто возникали спокойные обсуждения каких-то текущих насущных проблем, и во время этих разговоров отец, после каких-то моих вопросов, начинал вспоминать разные эпизоды из своей жизни, часто – военного времени. Сейчас я понимаю, что у отца был очень ясный ум и он хорошо все помнил, потому что всегда старался искать внутренние связи между явлениями и событиями. Иногда, когда либо у нас были гости, либо мы были у кого-то в гостях, я обнаруживал, что отец о чем-то рассказывает еще кому-то; это тоже запоминалось. Похожие разговоры в те времена у меня возникали и с другими фронтовиками, в первую очередь, конечно, с тестем (умершим позже, в 1998 году), который тоже воевал. Недавно я с некоторым удивлением обнаружил, что обладаю о том времени сведениями, которые какими-то своими сторонами остались неизвестными и никак нигде не зафиксированы. Произошло это просто: я в свою очередь при случае кому-то пересказывал отцовские рассказы, и люди слушали с интересом. Почти одновременно, в течение примерно полугода, два или три человека предложили мне все это записать. Мне эта мысль показалась не лишенной определенного интереса. В графоманы попасть риска у меня как будто нет – по работе дел, мягко говоря, хватает и времени свободного не наблюдается никакого, но час-другой посидеть вечером за компьютером (когда жена и дочка уже спят, а моя многолетняя бессонница все равно спать не дает) – почему бы нет?
В этих рассказах встречаются, разумеется, конкретные обстоятельства, цифры, даты. Если что-то из этого меня особенно интересовало, я пытался прояснить, читая историческую литературу или обращаясь к другим источникам. Некоторые сведения удалось уточнить. Однако я не историк и не могу ручаться за фактическую точность всех сведений, поэтому, если читателя, в свою очередь, какая-то информация заинтересует и он захочет на нее сослаться, это следует иметь в виду. Для меня важно было, как именно и чем события запомнились их участникам.
Отцовские рассказы обладали интересной особенностью. Они представляли собой, как правило, описание каких-то свойств или решений людей в определенных непростых обстоятельствах. (Иногда отец рассказывал о технике или о природе, но это было значительно реже.) Поэтому рассказы короткие настолько, насколько это нужно для достижения цели каждого рассказа. Сохранить отцовский стиль и стиль других рассказчиков, передать дословно прямую речь я, конечно, не могу, но, полагаю, это и не очень важно. Интерес для меня сейчас представляет другое – попытаться передать то неуловимое свойство (спокойствие или уверенность в своих силах – не знаю, как определить), которое появилось у людей, выживших и победивших в той войне, и которое заметно их отличало от невоевавшего поколения и от тех, кто фронт не прошел. Конечно, есть и еще одна, сугубо второстепенная цель – попытаться хотя бы так противостоять воззрениям (совершенно «инопланетным», что ли), в соответствии с которыми наша Великая Отечественная была всего лишь малозначащим эпизодом в голливудской истории о борьбе всемирной демократии за осуществление прав мамы рядового Райана на жизнь ее сына.
