Пелугий и Гришата просидели в дозоре до полуночи. Их место было почти у сáмой воды, за первой грядой кустов, что сбегáли к берегу залива. Позади, шагах в ста, прятался в зарослях шалаш, в котором спали ещё двое дозорных: Онфим и Илья Кривой.
С вечера на воду сел туман, густой, как сметана, но когда Гришата сказал, поёживаясь от холода, что можно бы и костерок запалить, Пелугий коротко отрезал:
– Не надобно.
Пелугий был старшой в дозоре, а Гришате стукнул лишь пятнадцатый год, спорить тут было негоже, и он умолк, сунул руку за пазуху, где у него пригрелась краюха хлеба, отломил ноздреватый кусочек.
В полночь пришли их сменить Илья и Онфим.
– Как-то вы здесь? – спросил Илья.
– Не видать ничего. Туман. – Пелугий поднял с земли лук, прицепил колчан со стрелами.
– Туман надолго, – промолвил Онфим. – Ветру нет. – И зевнул.
– Ладно, – сказал Пелугий. – Мы пойдём. Сидите тихо, ежели что, будите меня.
Он двинулся первым, следом осторожно ступал Гришата.
Возле шалаша они малость обогрелись у небольшого костра, который всегда разводили в яме, чтобы огонь не могли приметить с воды.
Гришата уже у костра клевал носом, а как только, пригнувшись, влез в шалаш да плюхнулся на сено, тут же уснул. Пелугий заснул не сразу. Тревожно ему было. Два раза посылал он гонца в Новгород, просил прислать людей, чтобы усилить охрану. Но ни с чем гонец возвращался. Видно, нет лишних людей у воевод.
А ведь сам князь Александр Ярославич поручил Пелугию вести «стражу морскую» – охранять пути к Неве со стороны моря.
Дозоры стояли по обоим берегам Финского залива. Пелугий бывал то у одних дозорных, то у других – приглядывал, справно ли всё идёт, иной раз подменял кого и сторожил сам. А в этот дозор он старался наведываться почаще. В случае чего здесь лишь на Онфима можно положиться. Гришата ещё малец, а Илью неспроста Кривым прозвали – один глаз у него.
Но что может произойти? Что может случиться? Видно, ждёт князь кого-то? Не зря же приказал расставить дозоры. Да пока всё тихо.
Только под утро уснул Пелугий. Недобрый сон приснился ему. Увиделось, как пробирается он во вражеский стан. Где лисой прокрадётся, где змеёй проползёт. Но всё же приметили его. Погнались, схватили. «Пелугий, – кричат, – Пелугий!..» – «Как же это они имя моё знают?» – подумал он.
– Пелугий, Пелугий, – дёргали его за руку. – Проснись.
Старшой открыл глаза. Перед ним был Илья Кривой.
– Чего тебе? – приподнялся Пелугий.
– Беда. На кораблях войско пришло.
– Идём.
Туман над заливом ещё не рассеялся. Он как бы осел, сгустился у сáмой воды. А повыше, там, где белая пелена таяла, уже хорошо проглядывались острые шпили кораблей.
– Один, два, три… – начал считать Пелугий. По мачтам он насчитал около двух десятков кораблей.
Дозорные стали держать совет: как быть, что делать?
Илья предлагал уходить в Новгород, донести обо всём князю. То же сказал и Онфим. Но старшой порешил всё по-своему.
В Новгород он отослал одного Гришату, а сам с товарищами стал дожидаться, что будет дальше.
Когда же туман растаял полностью, дозорные увидели, что корабли один за другим начали входить в Неву.
Долго шли за ними следом дозорные, пока корабли не повернули к берегу. В этом месте в Неву впадала речка Ижора. Войско стало высаживаться с кораблей, сгружать какие-то тюки и ящики.
– Оставайтесь здесь, – сказал Пелугий и пополз в сторону берега.
Пробравшись поближе, он затаился в кустах и принялся подсчитывать, по скольку людей сходит с корабля. Он лежал в укрытии до тех пор, покуда пришлые воины не стали рубить деревья, что росли поблизости. Пелугий отполз назад, к Илье и Онфиму.
– Лагерь ставят, – сказал он. – Пора уходить.
Бесшумно один за другим скрылись дозорные в зарослях… Теперь скорее нужно добраться до деревни, там взять лошадей и тогда уж – во весь опор к Новгороду.
Они бежали, и ветви секли их лица, но три товарища не останавливались ни на миг. Лишь когда выскочили в поле, упали, как по команде, в нагретую траву.
Трава была жёлтой, выгоревшей. Такое уж жаркое выдалось лето.
Лето 1240 года.