Мы ждали. Она должна была прийти этой чертовой ночью. Уже с обеда замолчали обычно переговаривающиеся между собой собаки, исчезли, затихли птицы. Даже легкий ветерок, который обычно бывает и в тихую погоду, тоже забился подальше в нору, и боялся, как те, кто был на цепи и не мог мчаться прочь со всех четырех ног, жадно ловя ртом холодный, зимний воздух.
К вечеру почувствовали ее и мы. Маме, которой не помогал обычный набор «от сердца», «от давления», «от головы», пришлось делать укол: двойная доза лекарства, а потом еще…
Беда была в тяжелом, лишенном жизни и вызывавшем усталость и одышку воздухе, который давил на уши, словно я был глубоко под водой. Она была в боли, пульсировавшей в сдавленном спазмами затылке, оставшейся даже после двух или трех таблеток Баралгина, хотя обычно мне хватало одной. Была она и в противном животном страхе, заставляющем бояться всего и вызывающем липкий противный пот. Больше всего мне хотелось забраться с головой, как есть в одежде, под одеяло, спрятаться, закрыть глаза и ни о чем не думать.
Вместо этого я тихо выматерился и начал собираться на улицу.
– Ты куда? – спросила мама.
– В гараж за ключами. Надо отсоединить газовый баллон. На всякий случай, – добавил я, чтобы как-то приободрить маму.
– Ты ж не долго?
– Конечно, ма.
На дворе светило солнце, был легкий мороз. Свежий, еще совсем чистый снег приятно скрипел под ногами. Мне вдруг захотелось курить.
– Вот черт! – сказал я себе. Надо же, после шести лет воздержания от табака. Правда, что эта зараза остается навсегда.
Я быстро отсоединил баллон и хотел сначала отнести его в сарай, но, подумав, решил положить в огороде, подальше от дома. Конечно, это был, скорее, способ успокоения, чем выход, но лучше уж так. Газ заканчивался, и баллон был сравнительно легким. Вот так, между кустами роз будет нормально. Я обошел наш старый саманный, обложенный кирпичом дом, проверил хлипкие ставни, словно это могло помочь. Ближе к ночи я потушил и вычистил печку. На какое-то время тепла батарей еще хватит, потом. До потом надо еще дожить. Никогда еще эти слова не были столь актуальны. Главной, а, пожалуй, единственной надеждой был погреб. Хорошо, что я сохранил вход из дома. Чтобы хоть чем-то себя занять, я освободил крышку, «на всякий случай» спустился в подвал, осмотрелся. Ничего, только надо заранее принести теплые вещи. Тогда будет не до них.
– А мы в детстве прятались под кровать. Тогда у нас часто были воробьиные грозы. Не знаю, почему они так назывались. Молнии били одна за другой, не переставая. Столько домов тогда сгорело. Стоило начаться грозе, как мы (мама и ее сестры: Лена и Катя) заберемся под кровать и сидим, словно это могло спасти… А в войну мы прятались в погреб. У нас тогда были глубокие погреба. И мы по несколько семей… Вот все помню, как мы тогда в туалет ходили, не помню, хоть убей, – вспоминала мама.
Ночью, часов в одиннадцать отключили электричество.
– Включить свет? – спросил я у мамы.
– Так отключили.
– Я имею в виду свечи.
– Где ты их будешь искать? Иди лучше сюда. Посидим…
Я сел рядом с ней на кровать. Она взяла меня за руку. Мы тихо сидели и слушали, как тикают часы.
– Хоть посидим вместе, – сказала мама.
Ее слова вызвали в моей душе приступ боли. Хоть посидим… Неужели нужно подобное ожидание для того, чтобы вот так просто посидеть с самым близким, самым родным человеком! Я целыми днями мог заниматься своими делами, так с ней и не заговорив, а она все держала в себе, моя одинокая рядом с сыном мама!
Я не был единственным ребенком в семье. У меня есть старший брат, но после… Мы не виделись уже несколько лет.
– Кажется, становится легче, – неуверенно сказала мама, и вдруг одна, а следом другая залаяли собаки, зарычал мотор трактора.
– Кажется, обошлось. Который час?
– Полшестого.
– Похоже, обошлось. Пойду, открою ставни.
На чистом и особенно звездном небе светила огромная, полная луна. Было светло настолько, что можно было читать.
– Сережа! Сергей!
Возле калитки стояла Галина, новая жена брата. Вот так сюрприз!
– Пойдем, скорее, – она схватила меня за руку, когда я подошел.
– Что случилось? – спросил я, видя, что Галина в истерике.
– Пойдем, там… – она тянула меня за руку через забор, не давая открыть калитку.
– Да не тяни ты! Дай выйти.
– Извини, – она отпустила мою руку, но стоило мне оказаться за двором, как она снова схватила меня за руку и потащила за собой к старой церкви, которая была рядом с домом.
Навстречу шел брат. Он немного постарел. У него был грустный и какой-то обреченный вид. Когда между нами осталось несколько шагов, его лицо огрызнулось в зверином оскале волчьей пасти. За обликом брата скрывался монстр, чудовище, порождение ночных кошмаров. И это после того, как я уже вздохнул с облегчением! Я был не в силах что-либо сделать, чтобы помешать ему. В бессильной злобе я кричал слова проклятия. Он улыбнулся. Он улыбнулся мне, мой старший брат. Глаза наши встретились, и вдруг я понял. Я все понял! Уже тогда, несколько лет назад!.. И это ради нас! Ради нашей безопасности!
