Жил человек. Весёлый был, добрый. И даже звали его Степан Ованесович.
А над дверью у него висела верёвочка. Те, кто приходил к нему первый раз, за неё дёргали. Но дверь не открывалась. А потом спрашивали у хозяина: "Зачем у вас эта верёвочка?" А он говорил: "А просто так". И тот, кто второй раз приходил, уже ничего не дёргал, а просто в звонок звонил.
И цветы у него на окнах были. В горшках, разноцветные, много. И ещё холодильник на кухне стоял. Белый-белый.
Но вот почему-то Степан Ованесович вдруг сел и чай стал пить. Пьёт и смотрит в окно. А за окном – дом, пятиэтажка. А на крыше дома две птицы танцуют.
– Фламинго, – думает Степан Ованесович. – Розовые.
Очень они душевно танцевали. Ему их даже жалко стало – на улице ведь мороз, снег, а тут – поди-ка – фламинго.
– Непорядок, – решил Степан Ованесович. – Что ж хозяин за такой красотой-то не смотрит?
И пошёл выяснять, кто же является, так сказать, владельцем этой красоты.
А на улице шарики летают, самолёты и просто отдельные личности – праздник, наверно.
А на скамейке дед Ахрип сидит. Или Архип, точно не помню. И вздыхает он:
– Вот ведь оно как… Жизня-то пошла!
Подошёл к нему Степан Ованесович, спросил:
– А вы не знаете, Ахрип Баадурович, чьи это птички?
– Голуби-то?
– Нет, какие голуби… Вот те, розовые, что на крыше танцуют.
– Кхме, – сказал дед Ахрип. – Оно, конечно, любая тварь ничья, кроме как божья, но только сдаётся мне, Степан Ованесович, что птички вам мерещатся. Иллюзия какая-нибудь, а то и вовсе мираж.
– Как же? – удивляется Степан Ованесович. – Разве же вы не видите – две красивейших штучки с четырьмя в общей сложности ножками, розовенькие такие.
– Нет, – отвечает дед Ахрип, а сам тем временем валенок вяжет. – Ничего я там не вижу. Токмо снег.
– Да что ж это? – не понимает Степан Ованесович и уж по сторонам поддержки ищет.
И видит – сидит на антенне телевизионной Руфина Айвазовна и жарит арбуз.
– Руфина Айвазовна! – крикнул Степан Ованесович. – Вы там совсем поблизости. Не видите ли вы около себя какой живой материи?
Руфина Айвазовна в бинокль туда-сюда зыркнула и отрапортовала:
– Никак нет, гражданин подследственный. В радиусе двух гектолитров никаких биологических объектов, окромя человеческой цивилизации, не наблюдается.
Степан Ованесович уж и себе не верит. За руку ущипнул, глаза протёр – все равно танцуют проклятые птицы. И ведь здорово танцуют! Никакой Эйнштейн так бы не станцевал.
– Да я же их вижу! – крикнул он. – Граждане! Ну разве ж их нету? Вон, вон они – в натуральности!
Вышли из-за угла граждане. Посовещались.
– Незаметно что-то, – говорят. – Видимо, нет там никого. А вы бы, товарищ тоже гражданин, пошли бы вздремнуть годик-другой.
– Эх вы, – сказал Степан Ованесович, – такие розовенькие…
И спать пошёл.
А утром его человек разбудил с книжечкой.
– Вы, – говорит, – видели двух розовых птичек?
– Видел, – говорит Степан Ованесович. – И сейчас вижу – вон они, на пятиэтажке.
– Танцуют, стало быть?
– Танцуют.
– А я почему не вижу?
Степан Ованесович плечами пожал: не знаю, мол. Феномен тут какой-то.
А человек-то с книжечкой лыбится и вопрос коварный задаёт:
– А что это у вас там за верёвочка на двери?
– А просто так.
– А-а, понятно, – говорит человек с книжечкой и в книжечку "птичку" ставит.
Короче, увезли Степана Ованесовича на всестороннее психическое обследование. И новых жильцов в его квартиру вселили.
А самочка фламинго сказала своему кавалеру:
– Большое мерси за приятное времяпрепровождение, только у меня что-то в груди шкворчит, и вообще, я сегодня не в форме. Не проводите ли вы меня к месту моего проживания? И фламинго-самец обнял её крылышками и по лестнице вниз повёл, во двор. Зашли они в гардероб, он ей пальто помог надеть и фуражку. А потом они на автобус пошли.
А дед Ахрип съел стакан семечек и тоже домой пошёл. В недовязанном валенке.
Вот ведь оно как бывает-то. Жизня-то пошла, э-эх! А фламингочку молоденькую, между прочим, в больницу положили с воспалением лёгких. Так что, граждане, со здоровьем не шутят. И пёрышки чистить надо очень даже регулярно. И на морозе от танцев босиком воздерживаться.
