Максим Привезенцев
«Ралли Родина». Остров каторги
Посвящается Сахалину, где я родился, моему дедушке Владимиру Андреевичу Привезенцеву,
а также Антону Павловичу Чехову.
ПРОЛОГ
2015
– Я хочу на «Уралах» помчать с Сахалина в Питер. Ты – в деле?
Звонок Макса застал Сашу Нахмановича врасплох. Привезенцев, как обычно, начал с места в карьер – удивил, оглоушил новой идеей, с ходу разжег интерес, чтобы потом неторопливо, со вкусом, рассказывать подробности, отлично понимая, что собеседник никуда уже не денется.
– Что… куда… какие «Уралы», Макс? – пробормотал Нахманович. – Это же древность!
– Ты помнишь, я как-то рассказывал про ралли, в котором мой дед участвовал? Ралли «Родина» к пятидесятилетию Октября?
– Ну что-то такое припоминаю, да.
– Так вот я нашел его фильм, тут, на Сахалине, – продолжил Макс. – Прочел его дневники и… в общем, я загорелся идеей это повторить. Хочу воссоздать то ралли, проехать по тем местам. Но мне нужны попутчики, чтоб все было, как в шестьдесят седьмом.
– Дай угадаю: ты уже позвонил Ламе>1, Сашке Никифорову и теперь звонишь мне…
– А вот не угадал: тебе я набрал первому.
– Надо же, какая честь! – хмыкнул Саша. – Польстил старику…
– Заканчивай ерничать, Ребе>2, – рассмеялся Привезенцев. – Скажи лучше, ты в деле или нет?
– Да… думаю, да, – поколебавшись, ответил Нахманович. – Наверное, должно быть… интересно. Как минимум. Но это предварительное согласие, надо ж еще дату обсудить, маршрут, все дела…
– Обсудим обязательно! – заверил Макс. – А пока надо убедиться, что вообще есть, с кем обсуждать. Ты, в общем, за? Тогда звоню Боре с Сашкой…
– За, за!
– Все, до связи…
– До связи, – эхом отозвался Нахманович.
В мобильнике послышались короткие гудки. Саша положил телефон на тумбочку, повернулся к окну и, щурясь, уставился на солнце, свет от которого разливался по деревьям и кустарникам, голым с зимы. Скоро все должно было зазеленеть; снег сошел, и постепенно наступала долгожданная весна – синоптики утверждали, что после восьмого марта можно будет надолго отправить теплую одежду, в Сашином случае пуховик, в шкаф и забраться в любимую джинсовку.
Саша смотрел на возрождение природы с легкой улыбкой. Пейзаж радовал глаз, но мыслями Ребе был уже далеко отсюда – где-то на Сахалине, верхом на допотопном «Урале», рядом с верными друзьями во главе с Максимом.
Тот, кто плохо знает Привезенцева, решил бы, что для подобных мыслей еще слишком рано. Но Саша дружил с Максом не первый год и потому давно усвоил: если тот поставил перед собой какую-то цель, то обязательно ее достигнет.
«Поэтому можно уже сейчас собираться, – подумал Нахманович. – Чтоб потом впопыхах не пришлось… Надо Алле сказать… или все-таки дождаться конкретики, и тогда, в красках, да с конкретными датами?..»
Снаружи завыл ветер. Его вой походил на рев старого советского мотоцикла.
* * *
1890
Бывать на каторге Чехову прежде не доводилось. Отправляясь на Сахалин в конце апреля, он, конечно, морально готовил себя к некоторым душевным потрясениям, но все равно испытал порядочный дискомфорт. Каждый унылый пейзаж, каждый встреченный на острове человек, отчаявшийся и сломленный, производил на литератора неизгладимое впечатление. Когда пред ним ломали шапки сморщенные, поникшие люди, вдвое старше него, Антон Павлович невольно испытывал чувство стыда – как будто не по государственному приказу, а по его, чеховской, прихоти все эти бедолаги оказались сосланы сюда и припечатаны сверху тяжелым сводом законов.
«И чем, интересно, они отличаются от крепостных? – размышлял Чехов, глядя на очередного каторжанина, согнувшегося при виде гостя в низком поклоне. – Так же пашут на барина с утра до ночи, так же кланяются… Разве что живут, как говорят, немного получше, но и то далеко не факт…»
Позавчерашним днем Сахалин встречал пароход «Байкал», на котором плыл литератор, три сотни солдат и несколько заключенных, ярким заревом пожаров. Капитан решил к берегу не причаливать, покуда пламя не потушат, оттого ночевали снова на воде и в Александровский порт прибыли только наутро. Благо, Антон Павлович уже свыкся с тяготами путешествия и потому воспринял эту весть безо всякого внутреннего содрогания. Солдаты, конечно, поворчали малость – мол, сухопутные они, а не морские, сколько можно на воде-то болтаться? – а заключенных, разумеется, никто и не спросил. Как гремели они кандалами в трюме под бдительным оком сторожащих их вояк, так и продолжили – угрюмые, грязные и, судя по выцветшим глазам, совершенно отчаявшиеся.
– А когда, говорите, меня примет Владимир Осипович? – спросил Чехов у своего спутника, молодого светловолосого офицера Ракитина, который особым распоряжением начальника острова был приставлен к Антону Павловичу провожатым.
Собственно, помянутый Владимир Осипович Кононович тем начальником и был.
– Сказал, что завтра утром, – ответил Ракитин, поправив сползшую на лоб фуражку. – Сегодня занят он больно: вчерашнего дня снова горела казарма, народу погибло полтора десятка. Пока велел вас к себе препроводить, на вопросы ответить, какие зададите, а назавтра, как документы вам соответствующие выдадут, сможете уже начать ваше… обследование.
