Самая популярная сложность в работе инженера — это впихнуть невпихуемое. Сталкиваться с ней приходится постоянно и каждый раз долго мучительно соображать, где подрезать, где перекомпоновать, а где, может, что-то и выкинуть, чтобы всё встало на места, влезло в нужные габариты и уложилось в требования по прочности.
Вот и сейчас двигатель напрочь отказывался помещаться на предназначенное место. Он и так самый маленький из доступных, у всех остальных то крутящего момента не хватает, то вольтаж неправильный, то к вакууму они нестойкие, поэтому других вариантов я не видела. И вот уже половину рабочего дня — всё утро до обеда и полчаса после — не вылезала из модели, сумела выкроить четыре миллиметра из нужных десяти. Прогресс не радовал.
Тут шимка поймала прерывание от входящего вызова, и умная система трёхмерного моделирования встала на паузу: при мысленном управлении лучше не отвлекаться, а то такого наворотить можно! У неё чувствительность невелика, только к направленным мыслям, и основная часть обучения работе состоит в том, чтобы упорядочить собственные мысли и научиться правильно думать, но почему-то это работает, только когда надо сделать что-то полезное. А как сбои плодить — это она всегда готова, на любую глупость отзывается!
Виртуальная среда мигнула и отключилась, выкинула меня в кабинет, в кресло перед расчётным модулем. Шимка выдержала паузу в пару секунд, позволяя сознанию перестроиться, и перед глазами возник Андрей, мастер из сборочного цеха. Хороший парень — мой ровесник, толковый специалист и приятный человек. Я общалась с ним нечасто, только по работе, но всё равно казалось, что он правильный и уютный.
— Привет, — улыбнулся мастер. — Алла, когда ты свой кронштейн заберёшь?
— Я? — Удивление было совершенно искренним. — Первый раз слышу, что я должна что-то у вас забрать! Хотя можем договориться, зависит от того, что за кронштейн. Хороший?
— По документации, — вредным голосом отозвался он, явно не настроенный на шутки. — А то он у нас тут уже месяц лежит, надоел.
— Ага. А мне об этом ты сказал только теперь? Логично, — съехидничала в ответ. — Давай номер, посмотрю, что за кронштейн… Так, ага… Ох ничего себе! Это я разрабатывала, да? — уточнила растерянно, разглядывая на вспомогательном экране хитровыгнутую страховидлу причудливой формы.
— Подпись чья? — справедливо уточнил Андрей.
— Не знаю… Ой, смотри, правда моя! Вин! А когда… Слушай, это было четыре года назад! Шутишь? Я не помню, что в начале года делала, а ты мне такую древность суёшь. На кой он нужен вообще?
— Память девичья, да? — притворно посочувствовал он.
— Ага. Плавно переходящая в маразм, — дежурно отмахнулась в ответ. — Что ты такой недобрый после обеда? Ладно с утра бы был!
— С утра как раз был добрый, а потом приходил замначальника цеха, спотыкался о всякие старые кронштейны и говорил много недобрых слов. И я стал недобрым, — сказал он. — Шучу. Там не только твой кронштейн, проверка у нас. Ну так что?
— Вспомнила, кто это заказывал! И гнали нас, срочно, надо сделать вчера, Земля с орбиты без этого кронштейна сойдёт, больше разу нечем подпереть! Сейчас пну кого надо, пусть забирают.
Андрей попрощался и отключился, а я принялась отлавливать разработчиков, тихо повторяя себе под нос недобрые слова, которыми любил выражаться замначальника цеха Гарин, — те же или почти те, вариантов немного.
Если первая проблема инженера про невпихуемое, то вторая — про разработчиков. Всегда так: сначала они задание сочиняют год, потом мы в мыле и панике за месяц делаем очередную работу, на которую стоило бы отвести минимум полгода, а потом они четыре года про неё не вспоминают, потому что концепция изменилась.
Правда, когда нашлись концы, всё оказалось не столь драматично: четыре года назад они свой кронштейн всё-таки получили, просто недавно решили, что нужен ещё один, заказали и благополучно забыли об этом за другой, более срочной работой.
Но Андрей словно прорвал своим сообщением плотину, поэтому вернуться к модели я так и не смогла: резко всем понадобилась. То у сварщиков что-то посмотреть, то у аддитивщиков «чуть-чуть программный сбой, глянь, можно в дело пустить или в брак», и остаток рабочего дня пришлось провести на ногах, бегая по территории немаленького завода. Космические технологии, автоматические программы, умные авионы, а из корпуса в корпус всё равно пешком. И летом-то ничего, а тут на дворе осень, и льёт ещё весь день как из ведра… Зонтик выручает, он силовой и даже немного защищает от ветра, но всё равно — ужас!
Зато в кабинет возвращалась в приподнятом настроении: я сегодня молодец, сделала кучу всего полезного, а до конца рабочего дня — четверть часа. Как раз всё позакрывать и повыключать, со всеми попрощаться…
Три раза ха. Стоило бы помнить, что это так не работает, и чувство удовлетворённости жизнью в такие моменты обречено на облом.
Только плюхнулась на любимое кресло, как в кабинет заглянул начальник. Живьём, то есть лично. За десять минут до конца рабочего дня. Почему-то мне показалось, что ничего хорошего от этого визита ждать не стоило.
Наверное, потому, что не показалось. У него есть дурацкая и нежно любимая им самим привычка: являться разговаривать важные разговоры ровно тогда, когда люди уже собираются домой. И чем сильнее хочется сбежать, тем важнее в итоге окажется разговор.
