Я открыл глаза и осмотрелся по сторонам. Рядом лежала полуобнажённая М., прикрыв бёдра лёгким шерстяным одеялом. Её дыхание становилось всё более сбивчивым, но до пробуждения оставалось 10-15 минут.
Я решил не терять времени и сел за компьютер, попутно читая на телефоне статью из учебника. До конца дня ещё примерно 26 часов, и я обязан потратить с пользой каждую секунду. Жизнь слишком коротка, чтобы проводить её за сексом и бессмысленными книгами.
Внезапно я ощутил на своём плече чужую руку и резко обернулся. М. стояла за моей спиной и вопросительно смотрела сверху вниз.
– Джин, кофе?
– Не, не мешай.
Я открыл текстовый редактор и начал бешено стучать по клавишам, надеясь, что она отойдёт. Через 30-40 секунд ей наконец надоело, и она оставила меня в покое. Я с облегчением выдохнул и открыл нужную вкладку в браузере. Главное, чтобы она не увидела.
За беззаботным обменом информации прошёл весь день, и в восемь вечера мы сели ужинать перед видеоплеером. Показывали «За чёрно-белыми ветрами» – старенький пост-неонуар о неразделённой любви кредитора к своему должнику. Концовка оказалась немного кровавой, но настроение из уныло-усталого перетекло в задорно-заводное.
Я взял М. за руку и потянул в сторону кладовки, но тут во входную дверь кто-то резко постучал. Кровь хлынула назад к сердцу, я удивлённо поднял бровь, почесал левое ухо и шмыгнул носом так, чтобы смотреть в глазок пришлось не мне. М. понимающе кивнула и развернулась в сторону коридора.
Так прошло десять секунд.
– Здесь никого нет.
Я насторожился и подошёл к окну. За поворотом мелькнул кусочек плаща, но из-за темноты разобрать цвет и фасон оказалось невозможно. Скорее всего, это была подарочная посылка от Р. или двадцать седьмого, однако на нашей линии бывает всякое. Сапёров вызывать не хотелось.
М. отодвинулась, и я прислонился к глазку сам. Угольно-синий свет освещал площадку, но никаких необычных предметов я заметить не смог. Доска, бронзовая скамейка, пластиковое ведро для мусора и две бутылки Июньского, допитые ещё неделю назад. Решив, что сегодня риск не очень большой, я нажал на спусковой механизм.
Дверь медленно открылась.
Площадка была пустой, но краем глаза я заметил что-то необычное. Опустив взгляд влево-вниз, я увидел продолговатый кулёк, обёрнутый одеялом. Ребёнок смотрел прямо на меня, а на груди лежала записка. Я присел, аккуратно взял рифлёный листок бумаги и развернул его.
«Ты – отец. Информация – Патрика VII, зд. 6».
Левый палец начал дрожать, а давление увеличилось в полтора-два раза. Чувствуя на своём затылке чужой взгляд, я неторопливо поднялся. Уничтожить бумажку я уже не успевал – гореть она будет долго, порвать на куски такой пергамент не получится, а есть пока не хочу. Я молча передал записку М.
Она пробежалась по тексту глазами и не сказала ничего. Затем взяла куртку, положила бумагу в карман, сняла с настенной полки какой-то тёмный предмет и заткнула сзади за пояс. Я понял, что иного выхода нет, и вытащил из сумки ключи и фонарь. Дорога обещала быть долгой.
