Люди, спешащие на работу, спрятались под чёрными зонтами от дождя. Обычный день в Бостоне, разве, что дождик. Но люди неизменны, всё те же машины, проезжающие по улице и стоящие на светофорах или в пробке. Некоторые не теряют времени, зачитываясь интересной книгой или же болтая с другом по мобильнику.
Взглянув на часы и увидев 6:45, я в панике направилась в ванную комнату. Включив душ где-то посередине между горячим и холодным, лично я называю это «золотой» серединой, делаю шаг в ванну. Размыливаться некогда и я, поспешно натерев себя довольно грубой мочалкой, мою волосы и выхожу из душа.
В моей комнате царит беспорядок, вещи разбросаны буквально везде: и на стуле, стоящем у деревянного письменного стола, и на одной половине двуспальной кровати, и на её железном изголовье, и просто на полу. Совсем забыла прибраться после вчерашней домашней вечеринки с Алариком.
Волосы приходится сушить на ходу, быстро переодеваюсь в лёгкую блузку и сверху накидываю пуловер крупной вязки. Чтобы не замёрзнуть в короткой юбочке, приходится натягивать узкие черные джинсы. Быстро наношу естественный макияж на глаза и лицо, к губам не прикасаюсь. Никогда не любила красить губы, мне всегда казалось это лишним и не правильным, к тому же мой идеальный цвет губ не нуждался в этом.
Закинув в небольшую чёрную сумку несколько тетрадей и пару учебников, спускаюсь вниз по скрипучей лестнице, которая скрипит всю мою сознательную жизнь и ни у кого не доходят руки наконец-то починить её.
– Солнышко, мы тебя уже заждались, – моя мама, которая больше похожа на мою старшую сестру, нежели на мать, улыбается и зовёт к столу.
В свои шестнадцать лет она была уже беременна мною. Биологического отца я никогда не видела, да и не уверена, что хочу. Узнав о будущем ребёнке, он сбежал, бросив напоследок «я не готов к семейной жизни», и больше мама его никогда не видела.
Я присаживаюсь на барный стул рядом с братишкой и смотрю на завтрак.
– Мам, а где мои хлопья? Сегодня же пятница, – с вопросом и непониманием смотрю на маму.
Неужели она забыла? Подойдя к ящику на кухне и открыв его, всё же убеждаюсь, что с памятью мамы всё в порядке. Но мои любимые хлопья лежат в баночке, вместо того, чтобы быть в тарелке. Что ж, придётся всё делать самой. Открываю холодильник и сразу же прикрываю глаза от яркого света. Толком я ещё не успела проснуться, так как в моей комнате и на кухне ещё царил полумрак. Привыкнув к освещению, я нахожу бутылку молока… почти пустую бутылку молока. Повернувшись лицом к маме, возмущённо уставившись на ёмкость, закатываю глаза.
– Дай угадаю, Эдди выпил оставшееся молоко? – открыв дверцу кухонного гарнитура, кидаю бутылку в мусор.
– Извини, я не думал, что ты будешь завтракать хлопьями, – совершенно спокойно ответил Эдди, намазывая жирным слоем арахисовое масло на кусочек поджаренного тоста.
И так всегда. Он никогда не заботится о других, мужчина прекрасно знал, что по пятницам я ем хлопья, но всё равно допил молоко.
– О-о-о, дак ты у нас ещё и не думаешь, – слишком резко отвечаю я, выбрасывая хлопья к бутылке молока.
– Оливия! Что ты делаешь?! – возмущается мама и заглядывает в мусорный пакет, – они безнадёжно испорчены.
– Это был мой завтрак, не твой. Присаживайся и продолжай наслаждаться завтраком со своим любимым сыном и мужем.
Я люблю маму и мне неприятно ей дерзить, но вот про Эдди уговора не было.
– Доченька, ну ты чего! Мы же ждали тебя, чтобы позавтракать всем вместе, – говорит мама, присаживаясь за барную стойку рядом с Лукасом.
– Знаешь, у меня аппетит пропал! – я быстро взяла свою сумку и скрылась за входной дверью.
Прямо перед моим крыльцом, прислонившись к машине 90-х годов, под зонтиком стоял темноволосый парень.
Не сказав ни слова, я сажусь в машину и случайно хлопаю дверцей, дождик не сильный, но мои волосы успели слегка намокнуть.
– Лив, я понимаю, что тебе не нравится моя крошка, но не обязательно её убивать. Вскоре она обидится на тебя и откажется возить, – залезая в машину, проворчал друг.
Типичный Аларик, который больше ценит машину, чем окружающих его людей. Отчасти я понимаю его, в отличии от машин люди часто пользуются добропорядочностью и добротой других. Они лишь предают и причиняют ужасную душевную боль. Но очередная шуточка друга заставляет меня улыбнуться.
– И тебе привет, – пристёгивая ремень безопасности, отвечаю я.
Он поворачивает голову ко мне для очередной шутки, но увидев моё лицо, мгновенно меняет свои планы.
– Эй, детка, что случилось? На тебе лица нет, – обеспокоенно друг гладит меня по плечу и заводит машину.
Мы трогаемся не с первой попытки, но, когда наконец-то удаётся это сделать, я отвечаю, глядя в окно.
– Аларик, всё в порядке, ты снова всё преувеличиваешь, просто я утром проспала.
– Куда прёшь?! – неожиданно крикнул парень какому-то мужику в белом джипе. – Если в моём понимании ты проспала бы, то тебя здесь не было, и я бы наслаждался одиночеством с моей малышкой, – Рик погладил руль с такой любовью и нежностью, словно это живой человек.
