Эта психбольница была, в общем-то, самым обычным лечебным учреждением, коих много, ой много и поныне существует по всей территории нашей душевно изболевшейся страны. Прекрасные, заповедные уголки природы, некогда облюбованные праздными эксплуататорами и паразитирующими церковниками для своих соответственно поместий и обителей, заботливо передавались новой властью убогим согражданам вместе с как-то быстро обветшавшими дворцами и храмами. Тихие, живописные, пребывание в которых лечит и приводит в умиротворяющий восторг душу, сказочные по своей красоте местечки Московии стали вдруг пристанищем для убогих и страждущих. А они в свою очередь нашли здесь среди каменных призраков былого величия и духовной твердыни покой и отдохновение. Многие насовсем.
Лечебница эта вполне себе спокойно существовала, функционировала, принимала в свои стены больных, иногда выпускала из них вроде бы здоровых, да и вообще ничем не отличалась от многих других заведений подобного профиля. Так и продолжалось бы, наверное, долго-долго, может быть даже бесконечно, если бы неожиданно в этом лечебном учреждении не стали бесследно исчезать люди.
И не то чтобы они пропадали как-то вдруг, ни с того ни с сего, каким-то фантастическим, или попросту мистическим образом – как золотые с бриллиантовой проседью часики наивной блондинки с первого ряда партера в рукавах поиздержавшегося в дороге, заезжего фокусника. Люди стали исчезать почти незаметно, как-то буднично-прозаично, без спецэффектов и ненужной шумихи…. Но бесследно. Они просто были – спали, ели, пили, с кем-то ссорились, с кем-то дружили, кого-то очень даже любили, в общем-целом, попросту жили. А потом вдруг раз и пропали. Не все сразу конечно, постепенно, по одному. И даже не сразу, а как-то потихоньку, по частям. Чего-то в них стало убывать, уменьшаться, улетучиваться и таять, как весенний снег. Незаметно за обыденными, ежедневными, насущными заботами, но неуклонно и упрямо. Так что в один прекрасный день глядь, и нет человека. Вчера ещё был, вот тут, рядышком, рукой достать и даже потрогать можно. Не то чтобы в полноте и избытке своём был – немножко недо-, слегка неполно-, местами мало-, но был же. А нынче нет его, нет и всё, как и не было.
По началу никто на это внимания особо не обращал, списывали на усушку, утряску, короче, на естественную убыль. Но когда поползли слухи о возможном упразднении учреждения, о расчленении его на части, о перепрофилировании отдельных частей в угоду новым хозяевам под их возрастающие потребности и аппетиты, контингент задумался, задумавшись, заволновался, зашумел, а впоследствии и вовсе забузил. Не то чтобы весь, а так, некоторая весьма незначительная его часть, которая ещё не утратила способности думать, волноваться, шуметь и бузить. Инцидент сам по себе не особо опасный, но непривычный, выпадающий из утверждённого лечебного плана, а значит, требующий незамедлительных контрмер. Но меры мерами, а буза бузой. Явления эти, как известно, абсолютно параллельные, друг другу не мешающие, не взаимоисключающие, а как раз напротив, изрядно дополняющие и усиливающие одно другое. И всё бы то оно ничего, каждый занимается своим делом, но как только уровень критической массы приблизился вдруг к точке кипения…
Но не будем забегать вперёд, у каждого явления есть свой закономерный ход, своя последовательность, свой сюжет. Тем более что именно об этом сюжете, цепляющем, затягивающим стороннего наблюдателя в гущу событий, делающим его уже не посторонним, а непосредственным их участником и даже соучастником, и пойдёт речь ниже. Так что начнём, помолясь, всё по порядку.
