Часть первая
Детство
В девяносто пятом я в Питере жил, на Захарьевской. В одном из тех домов, что по сей день остаются памятниками архитектуры. В соседней квартире семья жила, с девчонкой моего возраста. Они когда-то из Финляндии переехали. Почему, никто так до сих пор и не знает, только вот девчонка у них Финляндию и не знала совсем, поэтому по-фински и двух слов связать не может, а все во дворе всё равно её «Финкой» зовут. А звали её Айна. Сдружились мы с ней, в гости бегали друг к другу. Да и родители наши общались не редко. В те года было принято так, дружили всем подъездом. Люди как-то добрее были, общительнее. Помню, когда наказывали её родители, в комнате запирали, а у неё в комнате балкон был. Она на балкон выходила, меня звала, я тоже в гостиной на свой выходил, так и сидели, болтали часами, пока родители нас не прервут. А когда прощались, так она всегда говорила: «Пока барашек, завтра у меня!» Всё барашком меня звала, потому что я кудрявый был, а я и не обижался, уж очень ласково это делала.
Четырнадцатого апреля я проснулся и как обычно в школу ушёл. Был у меня двенадцатый день рождения. Родители разрешали в такие дни в школу не ходить, но мне наоборот хотелось – поздравляли все, подарки дарили. Вечером я вернулся из школы домой, и меня встретил родительский подарок – вислоухий пёс. Собаку я особо никогда не хотел, потому как понимал, что с ней гулять придётся, поэтому и подарку не очень-то и обрадовался.
– Мам, зачем мне собака? – стараясь скрыть разочарование, спросил я.
– Это не простая собака.
– Ещё скажи волшебная.
– Ну, волшебная, не волшебная, а доброту или злые помыслы в людях распознает, и утерянную вещь всегда найти поможет.
С псом я довольно быстро подружился, и Финке он очень понравился. А когда гулять с ним ходил, он то кошелёк с деньгами найдёт, то вещицу какую интересную. Раз браслет жемчужный нашёл. Словом, мать была права, пёс и правда был необычный. Как она это предугадала, мне и по сей день не разгадать. Я назвал его Дик. После школы мы бежали домой, чтобы с ним погулять. Ходили мы по обыкновению на пустырь. Это место, которое по весне зарастает травой, выше головы.
– Давай, ты его держи, а я спрячусь. Посмотрим, как быстро он меня сегодня найдёт! – смеясь, прыгала в траву Финка. Я попытался его отвлечь, чтобы Дик не видел в какую сторону она побежит, после чего отсоединил карабин поводка и крикнул: «Ищи!». Пёс с разбегу прыгнул в траву, и через несколько секунд я услышал смех и громкое: «Ну перестань!». Дик всегда её очень быстро находил. Мы пересекли пустырь, и вышли туда, где трава едва достаёт до колен. Вдалеке была видна заброшенная стройка, куда мы с мальчишками раньше бегали в прятки играть, а на деревьях, которые изредка нам встречались, уже начинали распускаться почки.
– Ой, смотри Сенька, верба цветёт! А я помню, как ты мне в детстве говорил, что эти мохнатые шарики – маленькие зайчики. Что зайчики на деревьях растут, и скоро у них появятся лапки, уши и хвостики. А я ведь тебе верила! Целые карманы этими пушистиками набивала!
– Ха-ха-ха, зато всегда такая счастливая была, когда их собирала!
– Это не смешно! Обещай, что больше не будешь надо мной так шутить! – она легонько толкнула меня в бок.
Я улыбнулся и шмыгнул носом – «Не буду!». На улице вечерело, небо озарилось кроваво-красным закатом, и лишь кое-где, облака отражали этот насыщенный цвет, приобретая нежно-розовый оттенок.
– Солнце садится. Пора домой. Где же Дик?
Мы принялись его звать и вскоре из-за кустов выпрыгнул пёс, и с громким лаем стал кружиться вокруг нас. Я пристегнул к ошейнику поводок, и мы повернули в сторону дома. Там меня встретила мама. Когда я зашёл, она, молча, вышла из комнаты, взяла пса на руки и ушла с ним в ванную. Краем глаза я заметил в её взгляде отстранённость, или даже какую-то тоску.
– Мам, всё нормально? – я заглянул в ванную, снимая шапку и шарф. Она мыла псу лапы, и, не оглядываясь на меня, ответила:
– Да, всё хорошо.
Мать моя была не из тех женщин, кто просто так, без повода придаётся меланхолии, поэтому я счёл, что у неё, возможно, были какие-то проблемы на работе, которые дети не способны понять, даже если им рассказать. Впоследствии, я стал видеть её грустной всё чаще и чаще, казалось, она находилась в каком-то забытье, можно было даже подумать, что её одолевает какая-то болезнь. Все мои вопросы к ней получали один единственный ответ, и этот барьер мне не удавалось обойти – «Всё хорошо». Что касается моего отца, то он вёл себя как обычно, хотя по нему трудно было судить, в каком он был настроении. В мае казалось, всё стало по-прежнему: мама снова стала улыбаться, и даже записала меня в платную секцию, куда я давно хотел попасть. Я думал, что наша семья никогда ни в чём не нуждалась, но по какой-то причине, в моей просьбе мне всегда отказывали. Меня записали на борьбу. Ходил я туда два раза в неделю после уроков.
В июне начались каникулы. За завтраком отец сказал мне, что сегодня мы едем к бабушке в деревню, в которой я проводил каждое своё лето. Все городские дети всё равно разъезжались кто куда, кого-то увозили по деревням, а кто-то ездил на Чёрное море. Поэтому после завтрака я принялся собирать вещи.
