Поздний вечер. Или ранняя ночь? Я откинулась в кресле и лениво наблюдаю, как принтер, тихонько жужжа, исправно выдает лист за листом. Моя книга. Двести с лишним листов радости, боли, сомнений, размышлений. Вся моя жизнь. Нет, немного не так. Изрядный кусок моей жизни. Я и мои мужчины. Так я решила назвать книгу.
Я жду, когда вылетит последний лист, чтобы приступить к празднованию. Передо мной на столе – бокал с мартини, тарелочка с фруктами, хороший шоколад. Импровизированный банкет по случаю…
– По случаю несостоявшейся любви, – подсказывает мне Скептически Настроенная Дама.
– Цыц, – беззлобно отвечаю ей я. – Любовь-то состоялась, это семья не состоялась…
«Собственно, почему? – возражаю я сама себе. – Есть я, есть Александрос и Мария, и это – моя семья». А муж и папа… Собственно, ради этого я и затеялась писать книгу. Чтобы разобраться! И покончить наконец с этими призраками из прошлого, чтоб они все были здоровы. Тогда и только тогда, когда я разберу свои внутренние руины и завалы, я смогу построить на этом месте Хрустальный Дворец новой любви.
Принтер трудится. Стопка листов растет. В них – целая эпоха. От 16 лет и до этого дня. Есть такая книга автора Пикуля – «Три возраста Окини-Сан». Так вот, в моей – тоже три возраста. Только моих. Три возраста – три мужчины. Три несостоявшихся любви. Или все-таки состоявшихся?
– Состоявшихся! Состоявшихся! – подпрыгивает Восторженная Дурочка.
– Состоявишхся-застоявшихся, – угрюмо бурчу я. – Помолчи, не отвлекай классика от нетленки.
Все эти персонажи – тоже я. Вы не подумайте, я не шизофреничка. Просто у меня богатое писательское воображение и склонность к самоанализу. Вернее, это я так думала, что к самоанализу. На самом деле я всегда анализировала, разбирала по косточкам, раскладывала по полочкам не себя – их. Моих мужчин.
А себя начала только тогда, когда решила написать эту книгу. И вот тогда я с удивлением обнаружила, что я – очень неоднозначная фигура.
Потому что не успела я перейти ко второму листу, как они стали проявляться. Сначала Восторженная Дурочка… А потом и остальные. И каждая подсказывала, комментировала, вспоминала…
Я писала книгу долго и за это время успела полюбить их. Полюбить себя… Разную! И такую… И такую… И еще такую вот…
Уверяю вас, это было непросто – принять их всех. Сначала они реально выводили меня из себя. Особенно эта, Скептически Настроенная… Она только и делала, что критиковала, насмешничала и выставляла меня полной дурой. Я любовно называю ее Злыдней. Потому что она иронична и беспощадна. Временами мне очень хотелось заткнуть ей рот – или заткнуть уши хотя бы себе, но я не могла – ведь она звучала не снаружи, а внутри. Потому что была частью меня. Кстати, теперь я полагаю – лучшей моей частью. Жаль, что я раньше ее не слышала… Скольких ошибок удалось бы избежать! Зато не случилось бы этой книги…
– Так что нет добра без худа, нет худа без добра, – назидательно говорит Карина Премудрая.
– А то! – соглашаюсь я.
Премудрая – это тоже я. Оказывается, во мне имеется кладезь всяких сентенций, моралитэ и полезных сведений. Кто бы мог подумать? Опять же, спасибо книге – теперь я знаю это. Соответственно, всегда могу воспользоваться. Хоть что-то…
Знаете, я теперь всем буду советовать: хотите что-либо завершить – изложите это на бумаге. Очень способствует! Выплеснули – и внутри освободилось место для чего-то новенького… И еще – если повезет, вы можете по-настоящему познакомиться с собой. По факту – обрести целостность. Соединить всю разношерстную толпу своих субличностей в единое целое. В себя…
Оказывается, я себя совсем не знала! Сейчас я кажусь себе кристаллом со множеством граней, и каждая из них – самобытна и оригинальна. У каждой из них есть свой образ. Они такие разные…
Восторженная Дурочка представляется мне воздушным тонконогим созданием с каштановым «хвостиком» на голове, а на носу у нее стрекозиные розовые очки, делающие мир нереально радужным и совершенно искаженным.
Карина Премудрая – в строгом английском костюме, с гладкой прической, очень стильная и выдержанная.
Скептически Настроенная Злыдня одета в какой-то разноцветный балахон (всплывает полузабытое слово «капот») и напоминает мне то ли колдуна Вуду, то ли тетю Хаю «с-под Одессы».
Есть еще Жертва – та босая, в белом платье, с обнаженными руками и в белом веночке из лилий. Ее всегда хочется не то пожалеть, не то обидеть – сама не пойму…
Упрямица носит драные джинсы, майку с надписью «Fack you» и клепаные браслеты.
В общем, разные они… А в центре – я, Карина, собственной персоной, героиня своего романа, прошу любить и жаловать! Дирижер всего этого разношерстного оркестра… Я поймала себя на том, что теперь часто говорю о себе «мы». «Мы решили», «мы устали», «а хотим ли мы?». Мы, Карина Первая…