Ефим ждал снаружи — наверное, услышал, как мы приближаемся. Когда он узнал нас в закутанных в мех фигурках, его брови прыгнули вверх. Он гостеприимно приподнял шкуру, закрывавшую вход в шалаш — это они с Туркой уже сами утеплили его с приходом холодов. Я улыбнулась:
— Привет, Ефим! Мы можем поговорить …наедине? Спартак подождет вот здесь, у входа.
Брови Ефима поползли еще выше. Его звериные янтарные глаза лукаво усмехались:
— Даже так? Ну что ж, проходи… Ты так уверена, что мальчик даже не успеет замерзнуть?
Мы тесно утрамбовались в шалаш — не считая ярко полыхающего костра, места в нем было маловато. Ефим взял мой локоть, когда помогал войти и так его и не отпустил. Мы уселись на слежавшиеся от постоянного использования маленькие веточки. Ефим сел очень близко сбоку и сняв с меня капюшон, промурлыкал почти на ухо:
— Тебе тут нравится больше? Там было теплее и просторнее… Ну и здесь тоже может быть неплохо.
Я рассмеялась и прижала пальцы к его губам, чтобы прекратить этот разговор. Потом с усмешкой ответила:
— Ефим, прошу тебя — не надо. Я пришла не за этим. Я пришла рассказать тебе то, чего ты еще не знаешь. О следующем полнолунии — ведь ты отсутствовал, когда старуха Миш говорила нам это. И заодно о последствиях моего сна — да, того самого — что было бы, если б он исполнился… С чего начать?
— Ну, давай со сна… — Ефим взял мои пальцы и принялся покусывать их по очереди, стреляя глазищами — он давно уже понял, как они на меня действуют — А почему вообще пришла-то? Сашка нажаловался? А я тоже пострадал! Вот, смотри ! — и он положил мою руку на распухшую скулу. В полумраке я не сразу это заметила, а теперь обратила внимание — скула опухла до того, что лицо потеряло симметрию. Я с сочувствием погладила его по лицу, а Ефим, млея, томно продолжал:
— У меня …повреждения по всему телу — может ты и там погладишь? Я ведь тоже хочу ощутить твои губы и пальцы на себе, помнишь?
Ефим просто невероятно на меня влиял и я действительно, несмотря на недавний такой решительный настрой, начала плыть и терять адекватность… Снаружи раздался детский кашель. Я улыбнулась и пришла в себя:
— Хорошо, начнем о сне. Как ты знаешь, старуха может видеть будущее, причем очень точно и в нескольких вариантах. Все это очень серьезно, Ефим, послушай меня, пожалуйста! — я забрала руку и рассказала о варианте, когда я не устояла. Ефим, нахмурившись, слушал очень внимательно. Потом спросил:
— Так и сказала, что мы умерли одновременно — я и Турка? Так а Турку кто убил-то — я или Женя?
— Не знаю, я так и не поняла — то ли Женя пыталась защитить тебя и нечаянно пристрелила Турку, то ли он все же заканчивал начатое, а ты отбивался… И это вполне реальный вариант — я видела его глаза там, во сне, когда он прибежал на шум.
Ефим со вздохом потер глаза:
— Да уж, что-то я увлекся этими играми! Прости, Тань, но ты же понимаешь - в этом есть и твоя вина, в твоей взаимности. Да еще и индюки меня раззадорили — разбудили зверя, так сказать… Я понимаю, что пора остановиться. Ты знаешь — я, наверное, сейчас опять в купол пойду. Здесь мне все равно делать нечего, Турка у Олега застрял, ходит, пугает всех своей разговорчивостью. А там, в куполе — тепло и сытно. Я могу и на охоту ходить, чтобы им не в тягость быть. И там не так одиноко…
Я понимающе улыбнулась:
— К нежному и ласковому другу Январю?
Какое-то время он испытывающе на меня смотрел, а потом улыбнулся:
— Понял. Это не насмешка, а …знание. Ну что ж — да, к нежному и ласковому. Так много радости я давно ни от кого не получал. А Сашке привет передавай. Виноват я перед ним. Может, позже и извинюсь…
— А как же ты в купол пойдешь — переправы-то нет?
Ефим рассмеялся:
— Это ж надо — каким вы меня дурачком считаете! Ты что же, действительно думала, что я из вредности испортил переправу? Но ты-то знаешь, что я не к тебе шел, понимал ведь, что прогонишь пинками. Я просто веревку развязал да и притопил, чтобы Сашка не заметил. А потом сразу все и исправил, я же не думал, что он сразу так обозлится и пойдет другой путь искать! Просто хотел подразнить его немножко…
Я расхохоталась. Ефим смотрел на меня, не отрываясь:
— Ладно, давай вторую историю, о полнолунии. Только …дай-ка я тебя напоследок все же поцелую.
Я рассмеялась еще громче:
— Да, я помню — ты еще когда говорил, что хочешь целовать мои хохочущие губы! Странные у тебя предпочтения — они же …шевелятся! Это же неудобно!
Ефим облизнулся:
— Ну, это кому как… — потом неожиданно крикнул — Спартак, не вздумай кашлять, это всего лишь поцелуй! К тому же первый и последний!
Я смеялась и не могла остановиться. Ефим обеими ладонями обнял мое лицо и приник к губам. Он был потрясающе приятен, этот наш первый поцелуй наяву. И мне совсем не хотелось, чтобы он заканчивался. Но Ефим все же смог остановиться и потом еще какое-то время меня разглядывал.
— Поразительно. Все-таки между нами что-то есть, я прав?
— Да. Апрель назвал это «ваше взаимное тяготение». Они же все это видят, ты знаешь?
— Да, знаю. Как ты думаешь, если бы мы были …связаны, как Сашка с тобой и с Апрелем — нам бы об этом сказали?
Я рассмеялась:
