Если бы мама Дениса узнала, что ее сын снова слушает этот богомерзкий рок, парню бы точно досталось. К счастью, басы ревели только в наушниках, плотно прижатых к его ушам, а в комнате с пожелтевшими обоями стояла гробовая тишина. Хотя музыка стала бы меньшей из проблем, зайди сейчас в комнату незваный гость: подтянутая задница какой-то мулатки занимала большую часть экрана его компьютера.
Денис заметил, как дверь начала открываться. Монитор и так предусмотрительно был повернут в сторону от входа, что давало ему ровно три секунды для избавления от компромата прежде, чем мама дойдет до стола. Отрепетированными движениями пальцев он скрыл окно браузера, переключился на файл учебника.
– Денис! Ты где?! – раздался голос матери, и парень скинул наушники.
– Здесь я, здесь, где мне еще быть? – Денис нажатием одной клавиши выключил звук и вынул наушники.
В комнату вошла высокая женщина в выцветшем голубом халате с едва различимыми на нем зверюшками и окинула сына подозрительным взглядом сквозь очки в круглой оправе. Темные волосы, уже подернутые сединой, двумя аккуратными хвостиками лежали на ее плечах. Рыхлое телосложение вкупе с вялыми чертами лица могли навести на мысль, что их обладательница уже на всех парах несется к пенсии, однако в действительности ей не было и сорока.
– Опять экран отвернул! Что ты там смотришь? А ну показывай! – Она уверенным шагом направилась к Денису, намереваясь поймать его за чем-нибудь непристойным, но тот с полным хладнокровием повернул экран к ней.
– Я читаю. Мне просто отсвечивает, – он указал на окно, из которого в помещение проникал тусклый дневной свет, отраженный от серого здания напротив.
– Ага, музыку свою слушаешь, а не читаешь, – мама указала на наушники, и Денис молча протянул их ей. – Телевизор за стеной мешает, а в них тихо.
Женщина прислушалась – никакой музыки.
– Хорошо, сделаю потише, – разочарованно выдохнула она.
– Не надо, мне и так нормально…
– Не нормально, нечего в наушниках сидеть весь день!
– Мам, на улице машины, люди шумят, они тоже будут мешать. Все хорошо, правда.
– Ладно, – кивнула она, и наступила неловкая пауза. Женщина будто пыталась вспомнить, зачем она, собственно, заходила. – В субботу к нам зайдет отец Михаил, он хочет с нами поговорить. Так что не задерживайся – из школы сразу домой.
Растрепанные светлые волосы Дениса буквально начали шевелиться от урагана мыслей в голове. Где он мог допустить ошибку? Парень всегда чистил историю браузера, даже несмотря на то, что мама никогда в жизни не смогла бы включить компьютер. Всегда ставил на паузу музыку, даже если выходил в туалет. Секретный телефон, когда его не удавалось взять с собой, был спрятан на книжной полке, прямо под толстенным учебником алгебры. Он был там и сегодня – Денис всегда проверял, не нашла ли его мама. Легальный, подаренный на день рождения телефон стерилен – никаких контактов, кроме классной руководительницы и матери. На экране – подборка религиозных приложений: «Цитаты из писания на каждый день», «День в истории христианства» и еще десяток подобных. Папа Римский прослезился бы.
– Поговорить с нами? О чем? – Денис удивленно поднял брови, уставившись невинными глазами на мать, продолжая спрашивать себя: «Где я прокололся?»
– Узнаешь в субботу. Повтори писание перед встречей. Я не хочу, чтобы ты опозорился.
– Хорошо, мам. Я повторю.
Мама уже собралась уходить, но вдруг остановилась.
– И даже спорить не будешь? – спросила она, повысив тон. Денис знал этот голос – после него следовал неожиданный бросок к компьютеру или внезапная инспекция телефона. Она сочла соглашательство сына подозрительным. И не зря, учитывая, что в свернутом браузере сейчас имели место внебрачные отношения той самой мулатки с накачанным белым парнем.
– А есть смысл? – Денис добавил в вопрос щепотку агрессии. Не слишком большую, но достаточную, чтобы показать свое недовольство. Важно было не переборщить: чуть больше – и это уже будет «недовольство-бунт», а Денису требовалось «недовольство-смирение». Мать молча уставилась на него. Он отмерил секунду зрительного контакта до следующей реплики, ответь он чуть раньше – и смиренное недовольство перерастет в «недовольство-скандал», чуть больше – и оно станет недовольством «нам не о чем говорить». – Я должен прийти вовремя, значит, приду вовремя. Писание повторю, не волнуйся.
– Хорошо.
«Идеально…» – сказал про себя Денис.
– Но это для твоего же блага, а ты никак не хочешь этого понять!
«Черт, сейчас будет истерика!»
– Мам, – Денис нацепил лучшую из его сыновних улыбок, – я понимаю, правда.
Сейчас длительный зрительный контакт был необходим, так что парень пялился на мать щенячьим взглядом столько, сколько мог.
– Хорошо, если так. Я все же убавлю немного звук, – она улыбнулась в ответ и ушла, закрыв за собой дверь.
На следующий день за завтраком, после молитвы, мать Дениса была молчалива. Почти прикончив яичницу, она наконец осторожно произнесла:
– Знаешь, я вчера смотрела новости – они отдают все больше власти машинам. Говорят, компьютеры скоро будут писать законы, по которым должны жить люди, представляешь? – мать вопросительно посмотрела на сына, и Денис согласно кивнул.
